Замок из золотого песка

Мы все ждали ответа Алексея, но тот вдруг отвел взгляд в сторону. Он молчал, молчали и мы. Отчим смотрел на брата с удивлением, мама – с беспокойством. И только я уставилась на него требовательно и без снисхождения. Потому как была уверена, что те слова Любы об Агафье, что я услышала ночью, были не последними. Скорее всего, в комнате, где они гостевали, Алексей выспросил у нее всю правду. И мне было интересно, узнаем ли ее мы.

– Бабку Агафью видел всего раз в жизни. Когда к отцу сунулся, она дома была.

– А я где был? – перебил Семочка.

– В школе, верно, я ж говорил. Тебе двенадцать тогда было. А у меня только-только умерла мать. Чахла, чахла и умерла. Остался с бабулей, она мне про вас и рассказала.

Я подумал – что теряю? От нашей Чудовки до Лугового на попутке доберусь за полчаса, гляну, что за батя с братом у меня, и тут же обратно. Может, Никодим и не стал бы меня гнать, но бабка с порога зашипела, как змея, а отец промолчал. Я потоптался у двери и вон вышел.

Вернулся в Чудовку, бабуля сразу поняла, где меня носило с утра. Золотой человек была, только пожалела, но не упрекнула. Больше я в Луговое ни ногой.

– Мне они ничего не сказали, – огорченно произнес Семочка, а я только в этот момент поняла, что он искренне жалеет, что в детстве у него не было брата.

– Ну, а как тебе, мальцу, можно было сказать, что твой отец матери изменял? Ты бы на него не полез с кулаками?

– А что, твоя мать с нашим отцом и после моего рождения были любовниками?

– Так до материной болезни почти. Отец-то вдовый уже был. Ты бы разбираться стал, что ли? Я б не стал…

– И я б не стал, сразу полез бы. За мать. Огреб бы от отца по шее, но – потом! А сначала бы врезал, – согласился отчим.

– Вот и не сказали тебе. Я думаю, бабка Агафья против была. Ведьма. Знал ты, что она ворожует?

– Ходили к ней тетки всякие, какие-то отвары им давала. Лечила хвори разные, наверное. Я особо не вникал.

– У нас в Чудовке ее называли ведьмой, – упрямо повторил Алексей и замолчал.

– Ну, продолжайте. Вы же в курсе, что я подслушивала, – не выдержала я.

– Может, все это сплетни? Я сам-то точно не в курсе.

– Говори, Леха!

– Сема, знаешь, как твоя мама умерла?

– Болела. А что? Я слышал и другое, но не поверил. Правда, что ли?

– Твою маму нашли повешенной в лесу. Милиция написала, что сама она. А Любка утверждает, что довела ее до этого свекровь, бабка Агафья то есть. И мою мать она отравила.

– Это как?!

– Мама болела, ездила к ней за снадобьем. А та вместо лечебного отвара отраву давала. Так Любке мать ее рассказала, они с моей мамой были подругами.

– Вот же… тварюга! – возмутился отчим.

– Сема! – тут же упрекнула мама.

– Прости, Сашенька, каюсь. Но какова бабка! Только не докажешь ничего, гори она в аду!

– Сема!

– Все, не буду. Только не пойму, моя-то мать ей чем не угодила? Законная жена, я родился в браке. Что не так-то?

– Не узнать нам, Семен, правды. Все свидетели на том свете. Теперь и отец не расскажет. Я-то думал, мы вдвоем с тобой его разговорим. Спросить хотел, знал ли он о том, что его мать двух женщин извела. Не успел…

– Так ли уж это сейчас важно? – тихо спросила мама.

Ей никто не ответил.

– Мы Ваньке сообщать о смерти деда будем? – вернула я всех к текущим событиям.

Отчим и мама переглянулись, словно удивляясь, о ком это я.

– Она, в отличие от меня, его родная внучка, – решила напомнить я.

– Не думаю, что Иванна прервет медовый месяц и прилетит на похороны, – заметила мама.

– Зачем портить праздник девочке? Не сообщаем! Потом узнает, – решил за всех Семочка. – Ужинать будем? Помянуть отца нужно бы… по маленькой. Ты как, Алексей?

– Помянем, – коротко ответил тот и отвернулся к окну.

А мне показалось, что в глазах его блеснули слезы.

Я подумала, что Алексея понимаю, как никто. Он один из нас всех скорбел по умершему по-настоящему. И не потому, что потерял отца, а потому, что за всю жизнь не успел побыть рядом и нескольких дней. Он не знал Никодима, как знали его мы, но он мог придумать его образ. Наверняка он представлял себе отца как доброго мужика. Просто слабого – и матери приходилось подчиняться, да и в женщинах своих он запутался. Алексей не знал, насколько жестким и недоброжелательным мужланом на самом деле был их с Семочкой отец.

И я, слушая мамины рассказы о своем отце, представляла его любящим и ласковым мужчиной, а никак не подлецом, бросившим беременную жену. Я оправдывала его, почти уверенная, что были какие-то обстоятельства непреодолимой силы, из-за которых он так спешно уехал. И не давал о себе знать, потому что не мог. Я теперь тоже думала о родном отце с болью. Неясный образ после рассказа мамы обрел человеческие черты, почти что плоть. Только физически обнять отца я никогда не смогу – я была уверена, что он мертв.

Так что мы с Алексеем, приобретя отцов, тут же их и потеряли.

Мое сердце к брату отчима смягчилось, но недоверие не ушло. Я по-прежнему считала, что он что-то утаивает. Возможно, не по злому умыслу, а потому, что считает неважным. Или же им движет страх, что его сочтут причастным?