Замок лорда Валентина

Снова взрывались фейерверки, теперь куда более яркие на фоне ночи: тройная Горящая Звезда, за ней изображение лорда Валентина в половину неба, потом ослепительная спираль из зеленого, красного и голубого огня – Лабиринт, а на его фоне – лицо старого понтифекса Тиевераса. А через минуту цвета пропали, новый взрыв бросил ленту огня через все небо, и на ней проступили любимые всеми черты великой королевской матери – Хозяйки Острова Сна, с любовью глядевшей на Пидруид. Лик ее так глубоко подействовал на Валентина, что он готов был преклонить колени и заплакать. Но в толпе не было для этого места. Он на мгновение задрожал. Повелительница Снов растаяла в темноте. Валентин взял руку Карабеллы и крепко сжал ее.

– Мне нужно еще вина, – шепнул он.

– Подожди. Сейчас будет еще одно изображение.

И правда. Еще ракета, еще взрыв красок, на этот раз грубых желтых и красных, и на них – лицо с тяжелой нижней челюстью и угрюмыми глазами, лицо четвертой из Сил Маджипура, самой темной и самой надменной фигуры в иерархии – Короля Снов, Симонана Барджазида. Толпа затихла, потому что Король Снов не был другом никому, хотя все признавали его власть, поскольку он приносил несчастье и страшные кары.

Затем они пошли за вином. Рука Валентина дрожала, когда он быстро опрокинул две кружки. Карабелла внимательно наблюдала за ним, поглаживая пальцами его крепкое запястье. Но она ни о чем не спрашивала и свое вино оставила почти нетронутым.

Следующая дверь, открывшаяся перед ними благодаря фестивалю, вела в музей восковых фигур, выстроенный в форме миниатюрного Лабиринта. Попав в него, нелегко было найти выход, и они дали служителю три медяка, чтобы тот сопровождал их.

Из тьмы как живые выступали герои королевства. Они двигались и даже разговаривали на древних диалектах. Один высокий воин назвал себя лордом Стиамотом, победителем метаморфов. Здесь была легендарная леди Тиин, его мать, леди-воин, которая лично возглавляла защиту Острова Сна, когда его осаждали аборигены. Затем появилась фигура, назвавшаяся Дворном, первым понтифексом. Он был так же далек по времени от Стиамота, как сам Стиамот – от нынешнего короналя. Рядом с Дворном стоял Динитак Барджазид, первый Король Снов, персонаж куда менее древний. Чем глубже Карабелла и Валентин проникали в лабиринт, тем большее число искусно подобранных представителей Власти – понтифексов, леди и короналей – возникало перед ними. Вот великие правители Конфалюм, и Престимион, и Деккерет, и понтифекс Ариок, и наконец, последняя фигура – румяный мужчина лет сорока, черноволосый и темноглазый, в туго облегающей черной одежде. Ему не было нужды называть себя – это был лорд Вориакс, последний корональ, брат лорда Валентина, погибший два года назад из-за глупой случайности на охоте. Он правил всего восемь лет. Изображение поклонилось, протянуло руки и воскликнуло:

– Оплакивайте меня, братья и сестры, потому что я погиб раньше времени, и мое падение было тем сильнее, что я упал с такой высоты. Я был лордом Вориаксом. Задумайтесь о моей судьбе!

Карабелла вздрогнула.

– Мрачное место и мрачный конец. Уйдем отсюда!

Она снова повела его по праздничным улицам через игорные залы и ярко освещенные павильоны, мимо обеденных столов и домов радости, нигде не останавливаясь, перелетая, как птица, с места на место, пока наконец они не свернули за угол и не оказались в темноте, за пределами всеобщего веселья. Они пошли дальше – в тишину деревьев, в аромат цветов. Это был парк.

– Идем, – прошептала Карабелла и взяла Валентина за руку.

Они оказались на залитой лунным светом поляне, над которой сомкнулись вершинами деревья. Рука Валентина мягко скользнула вокруг тонкой талии Карабеллы. Дневное тепло задержалось под этими сплетенными кронами, от влажной земли поднимался сладкий аромат громадных, больше головы скандара, цветов. Фестиваль и все его хаотическое возбуждение, казалось, отодвинулись на десять тысяч миль.

– Здесь мы и останемся, – сказала Карабелла.

Подчеркнуто рыцарски Валентин расстелил свой плащ. Она села, потянула к себе Валентина и оказалась в его объятиях. Они лежали в укрытии между двумя густыми кустами с серо-зелеными, как будто приклеенными ветками. Где-то неподалеку бежал ручей. Проблески света слабо пробивались сверху.

На бедре Карабеллы висела маленькая карманная арфа искусной работы. Она сняла ее, сыграла короткое мелодичное вступление и запела чистым высоким голосом:

Моя любовь прекрасна, как весна.
Моя любовь сладка, как плод запретный,
Как ночь благоуханная, нежна,
Чиста, как день, омытый солнца светом.
Она – как сердца радостный полет!
Она дороже мне сокровищ мира
И даже Замка Горного красот.
О ней поет, не умолкая, лира.

– Красивая песня, – задохнулся Валентин, – и твой голос так прекрасен…

– А ты поешь? – спросила она.

– Ну, наверное.

Она протянула ему арфу: