Замок Лорда Валентина

Она видела сон. На щеке подрагивали мышцы, глаза двигались под закрытыми веками, груди поднимались и опускались в резком ритме; она прижала пальцы к губам и бормотала что-то несвязное. Ее худощавое тело казалось таким красивым, что Валентину захотелось прикоснуться губами к маленьким твердым соскам, но мешать человеку, видящему сон, было грубостью, непростительным нарушением приличий. Так что он ограничился тем, что смотрел на нее и любил издали.

Карабелла в ужасе вскрикнула. Глаза ее открылись, но ничего не видели – знак послания. По телу ее пробегала дрожь. Она, еще спящая и видящая сон, повернулась к Валентину. Она стонала и всхлипывала, и он обнял ее, чтобы дать ей сон-помощь, сон-покой, защитить ее от тьмы духа, и, наконец, ярость сна ушла и тело ее обмякло и расслабилось.

Она еще некоторое время лежала тихо и Валентин подумал, что она спит обычным мирным сном. Нет. Она проснулась, но не шевелилась, как будто рассматривала свой сон, боролась с ним и пыталась вывести его в область яви. Вдруг она села и прижала руки к губам. Глаза ее были дикие и остекленевшие.

– Милорд! – прошептала она, отодвинулась от него, отползла, как краб, на край постели, одной рукой прикрывая грудь, а другой – лицо. Губы ее дрожали. Валентин потянулся к ней, она в ужасе отпрянула и свалилась на пол, где испуганно съежилась, пытаясь прикрыть свою наготу.

– Карабелла… – растерянно позвал Валентин.

Она подняла на него глаза.

– Лорд… Лорд… пожалуйста, оставь меня Лорд… – Она снова опустила голову и сделала пальцами обеих рук знак горящей звезды, жест повиновения, который делают только перед Короналем.

14

Думая, что, может быть, не ей, а ему приснился сон, который все еще длится, Валентин встал, увидел одежду Карабеллы, брошенную на его одежду. Она скорчилась в стороне, ошеломленная и дрожащая. Он хотел успокоить ее, но она отскочила и согнулась еще больше.

– В чем дело? – спросил он. – Что случилось?

– Я видела во сне, что ты… – Она запнулась. – Так реально, так страшно.

– Расскажи. Я растолкую твой сон, если смогу.

– Его нечего толковать. Он говорит сам за себя. – Она снова сделала ему знак горящей звезды и продолжала тихо, спокойно, без интонаций: – Я видела во сне, что ты истинный Корональ Лорд Валентин, что у тебя похитили власть и твою память, поместили в другое тело и выпустили недалеко от Пидруда, чтобы ты скитался и жил в праздности, в то время как кто-то другой правит вместо тебя.

Валентин почувствовал себя на краю бездны, и земля осыпалась под его ногами.

– Это было послание? – спросил он.

– Да, послание. Не знаю, от кого – от Леди или от Короля, но это не мой сон, он был как-то помещен в мой мозг со стороны. Я видела тебя, Лорд…

– Перестань называть меня так.

– …на вершине Замковой Горы, ты стоял лицом к лицу с другим Лордом Валентином, с тем черноволосым, перед которым мы жонглировали, в потом ты спустился с горы, чтобы ехать в великой процессии по всем странам, и когда ты был на юге, в моем родном городе Тил-омоне, тебе дали наркотик, усыпили, пересадили в это тело и выбросили тебя. Не было никого мудрее тебя, но у тебя колдовством отняли твои королевские силы. А я касалась тебя, Лорд, я делила с тобой ложе и была фамильярна с тобой на тысячу ладов, и как я теперь получу прощение, Лорд?

– Карабелла!

Она дрожала от страха.

– Взгляни на меня, Карабелла.

Она покачала головой. Он встал рядом с ней на колени, коснулся рукой ее подбородка. Она вздрогнула, словно он обжег ее кислотой. Ее тело застыло в напряжении. Он снова дотронулся до нее.

– Подними голову, ласково сказал он, – посмотри на меня.

Она медленно, робко взглянула на него, как смотрят на солнце, боясь его яркости.

– Я Валентин-жонглер, и больше никто.

– Нет, Лорд.

– Корональ черноволосый, а у меня золотистые волосы.

– Умоляю тебя, Лорд, оставь меня в покое. Я боюсь тебя.

– Ты боишься странствующего жонглера?

– Того, кто ты сейчас, я не боюсь. Ты мой друг, и я тебя люблю. Я боюсь того, кем ты был, Лорд. Ты был рядом с Понтификсом и пил королевское вино. Ты ходил по громадным залам Горного Замка. Ты знал полнейшую власть над миром. Это был истинный сон, Лорд, он был отчетлив и ясен, как наяву, и не может быть никаких сомнений, что это послание. И ты настоящий Корональ, а я касалась твоего тела, и ты касался моего, а это святотатство – чтобы такая простая женщина, как я, подходила к Короналю так близко. И за это я умру.

Валентин улыбнулся.

– Даже если я и был когда-то Короналем, милая, то в другом теле, а в том, которое ты обнимала ночью, ничего святого нет. Но никогда не был Короналем.

Она пристально смотрела на него. Голос ее дрожал уже меньше, когда она сказала:

– Ты ничего не помнишь о своей жизни до Пидруда. Ты не мог назвать мне имени своего отца, а когда говорил о своем детстве в Ни-мойе, ты сам не верил этому, а имя матери ты придумал. Скажешь – неправда?

Валентин кивнул.

– А Шанамир рассказывал мне, что в кошельке у тебя было много денег, но ты не имел представления о их ценности и хотел расплатиться с продавцом сосисок пятидесятиреаловой монетой. Правильно?

Он опять кивнул.