Замок Лорда Валентина

На второй неделе пути ландшафт резко изменился, стал грубым и неровным, из сухой, глубоко изрезанной земли поднимались холмы с плоскими черными вершинами. Из растений здесь были только чахлые кусты, темные, искривленные, с мелкими восковыми листьями, а на более высоких склонах – колючие заросли лунных кактусов, призрачно-белых, вдвое превышающих рост человека. Маленькие длинноногие животные с рыжим мехом, и коротким пышным хвостом шныряли вокруг и исчезали в норах при приближении каравана.

– Это начало пустыни Лабиринта, – сказал Делиамбер. – Скоро мы увидим каменный город древних.

В своей прошлой жизни Валентин подходил к Лабиринту с другой стороны, с северо-запада. Там тоже была пустыня и громадные руины города; но он спускался с Замковой Горы на речном судне и проехал мимо всех этих мертвых земель, окружавших Лабиринт, так что эта унылая отталкивающая земля была для него новой. Сначала он находил ее захватывающе странной, особенно при заходе солнца, когда безоблачное небо прочеркивалось гротескными полосами яркой окраски, а сухая почва казалась металлической. Но через несколько дней все это перестало ему нравиться, стало казаться тревожным, угрожающим. Было что-то в резком воздухе пустыни, что действовало неблагоприятно на его чувства. Он никогда не бывал в пустыне, потому что их не было на Зимроле, да и нигде в хорошо обеспеченном водой Алханроле, кроме этого пустого участка. Условия пустыни здесь имели что-то общее с Суврейлом, который Валентин часто посещал во сне, и он не мог отогнать от себя непонятное и иррациональное ощущение, что он едет на свидание с Королем Снов.

– Вот развалины, – сказал Делиамбер. Сначала их было трудно отличить от скал пустыни. Валентин видел только темные монолиты, как бы раскиданные гигантской рукой по небольшому пространству в одну-две мили. Но постепенно он начал различать формы: вот кусок стены, вот основание какого-то циклопического дворца, а это, возможно, алтарь. Все было выстроено в титанических масштабах, только отдельные группы развалин, наполовину занесенные песком были обычными не выразительными сторожевыми заставами.

Валентин велел каравану остановиться у одних особенно широко разбросанных развалин и с некоторыми спутниками провел осмотр. Он осторожно притрагивался к камням, опасаясь, не совершает ли какого-нибудь святотатства. Камни были холодные, гладкие, слегка инкрустированные наросшим желтым лишайником.

– Это работа метаморфов? – спросил он.

Делиамбер пожал плечами.

– Мы думаем так, но точно никто не знает.

– Я слышал, – заметил адмирал Эйзенхарт, – что эти города построены первыми человеческими поселенцами вскоре после их высадки на планету и были разрушены в гражданскую войну, до того как Понтификс Дворн организовал правительство.

– Записей, конечно, с тех времен не сохранилось, – сказал Делиамбер.

Эйзенхарт искоса взглянул на вруона.

– Значит, ты другого мнения?

– Я? Я вообще не имею мнения о событиях происходивших четырнадцать тысяч лет назад. Я не так стар, как вы полагаете, адмирал.

Иерарх Лоривейд сказала сухо:

– Мне кажется маловероятным, чтобы первые поселенцы строились так далеко от моря. И что они могли найти поблизости такие громадные каменные плиты.

– Значит, ты думаешь, что это города метаморфов, – спросил Валентин.

– Метаморфы – дикари, они живут в джунглях и пляшут, чтобы вызвать дождь, – сказал Эйзенхарт.

Лоривейд, недовольная вмешательством адмирала, ответила Валентину с явным раздражением:

Я думаю, что это вполне возможно. – И добавила, обращаясь к адмиралу. – Не дикари, адмирал, а изгнанники. Они вполне могли упасть с более высокого состояния.

– Вернее сказать – были скинуты, – заметила Карабелла.

Валентин сказал:

– Правительство должно бы организовать изучение этих руин, а может, это уже было сделано. Нам нужно узнать как можно больше о дочеловеческих цивилизациях Маджипура, и если это место метаморфов, их следует взять под охрану.

– Развалины не нуждаются в другой охране, кроме той, которую уже имеют, – внезапно донесся незнакомый голос.

Валентин, вздрогнув, обернулся. Из-за монолита возникла странная фигура – тощий, почти бесплотный человек лет шестидесяти-семидесяти, с горящими злобой глазами и тонким, широким явно беззубым ртом, искривленным в насмешливой усмешке. Он был вооружен длинным узким мечом, а одежда его целиком состояла из рыжего меха животных пустыни. На голове была шапка из толстого хвостового меха. Он снял ее широким жестом и низко поклонился. Когда он выпрямился, рука его легла на рукоять меча.

Валентин вежливо спросил:

– И мы в присутствии одного из таких охранников?

– Не одного, – ответил тот, и из-за камней вышли еще с десяток таких же фантастических типов, столь же костлявых, так же одетых в меховые куртки и штаны и в таких же немыслимых шапках. У всех были мечи, и все, казалось, готовы были пустить их в ход. Затем появилась вторая группа, как бы материализовавшись из воздуха, а затем третья, большая – человек в тридцать.