Замок Луны

А потом она вдруг замолчала и навострила уши. Я резким движением рук велела создать тишину на площадке. Конечно, на это ушло несколько минут, а тем временем то, что слышала Лаварминэ, пропало. Волчица села, смотря мне в глаза, а затем по ее телу словно прошла волна. Не было ни хруста костей, ни шума уходящей в кожу шерсти – просто та, что только что была волчицей, плавно и быстро перетекла в стройную и невысокую эльфийку с серебристо-серыми, в цвет волчьей шерсти, волосами. При этом даже одежда осталась на ней – все же, литари, это не оборотни как таковые, а, скорее, шифтеры, перевертыши. Их вторая ипостась – это именно что второе тело, управляемое тем же разумом. Только не спрашивайте меня, как они умудряются обойтись без шизофрении.

Теперь уже Лаварминэ плакала навзрыд от радости, вися у меня на шее. А я даже успокоить ее не могла, так как самой хотелось заплакать – вот только слез уже не было. А вокруг нас собрались все зрители – и даже гремлины затихли, не прерывая сцену. И только когда Лаварминэ отпустила меня, и мы обе посмотрели на наших собратьев, те дружно и торжественно поклонились нам. Я коротко поклонилась в ответ.

– Друзья мои, мы еще не закончили, - напомнила я. – Есть еще Чесслайдрилл и ее бестии, есть Дива, - Синффайнири кивнула, подтверждая, что ей есть что исполнить. Давайте же продолжать наш праздник!

Чтобы Ржавокрюк да не поворчал – ну-ну! Я так и услышала его «Спать пора давно – а эти все празднуют!» Но гремлины расселись. Танцы Чесслайдрилл их не впечатлили. Да и меня, в общем-то, тоже – бестии откровенно устали. Но и выбора у них не было – ритуалы, однако. А вот потом на поляну вышла Дива…

В полушалке тёмном твоя луна

Вышила узоры крестом война

Рвы твои - морщины глубоких бед

Поседели косы, покоя нет

Продали улыбку - твои цветы

Раздробили кости - твои хребты

Сломанные ветки(ветви) тянула вверх

На лицо валился стеклянный снег

Дыры котлованов - холодный взгляд

Горемыка дева – моя земля

В мех, двойную кожу тела рядят

Дети твои сами себя едят

Жертвы точно серьги висят в ушах

Стонет серой цаплей в груди душа

В чреве убиенные – жемчуг слез…

Небо ураганом с землей срослось

Лавою вулканов застыла боль

Пепел смерти кружится над тобой

Кладбища да свалки - худой наряд

Безобразен лик твой, моя земля

В небесах багровый горит закат

И накрыли саваном облака

Напевает ветер мотивы снов

Где танцует небо с землею вновь

Из лампады Бога прольется свет

И родится новый святой рассвет

Нарядишься ты в радугу полей

Улыбнется светлый да теплый день

Ты начало жизни и бытия

Яснолика дева – моя земля

Дива сразу, не прерываясь, пошла дальше, слив две песни в одну! Ей не требовались ни музыканты, ни какая-либо реакция окружающих. Она просто пела – в тишине, которая окутала ночную поляну.

В облаках покоя и тишины,

Дремлешь ты под оком своей Луны.

И бледнеют щеки твоих полян,

В черных кружевах голубой наряд.

Надевала бусы хрустальных звезд

Небо обнимала листвой берез

Ливни умывали твое лицо

Солнце восходило святым венцом.

Бабочки веснушки к себе манят

Краснолика дева моя земля

Сарафаны леса в оборках рек

Вышивки девичий оберег

Рукава в узорах твои луга

Каменной каймою берега

Ласточками брови твои летят

Алыми цветами уста горят

И глаза-озера сладкий мед

Жаворонком сердце твое поет.

Косы золотые твои поля

Яснолика дева моя земля.

Васильки в сиреневых облаках

Ходит круглоликая на сносях

Глаз с нее не сводят небеса

Манит материнская краса

Шелковые нити осенних дней

Ткут косынки пестрые для полей

В новые наряды оденешь край

И подаришь небу свой урожай

Ты — начало жизни и бытия

Многолика дева моя земля.

Откуда Дива вообще знает эту песню, и как она решилась ее исполнить? Пусть не в лад, не подходящая, как мне кажется, ни для светлых, ни уж точно для темных эльфов. Пусть немного не к тому случаю, не настолько он торжественный! Можно было бы приберечь ее для победы над Викингами Ормстюра возле нашего замка…

А можно было и не беречь. Ведь ТАК ее исполнить можно будет и в тот раз. А сейчас даже у гремлинов, которым, по идее, все эти природные красоты до лампочки, подскочила мораль и отношение к Дому Инмуррс. И ко мне, как к его Леди.

Дива в гробовой тишине торжественно двинулась в мою сторону. На этот раз поклон певице – без всяких аплодисментов, не к месту они были – отвесили все без исключения. И я тоже, причем вкладывая в него максимум уважения, на которое была способна. Дива тепло улыбнулась в мой адрес. На этот раз в ней не было ни малейшего превосходства, которое регулярно проскакивает в наших отношениях – песня, ее смысл, полностью завладели исполнительницей. Тут не было места конкуренции. И только когда Дива села, и пришла в совершенно медитативное состояние, тишину разорвали аплодисменты.