- Хотите, я свожу Дару на скачки? - на следующий день спросил Кейт Фергус Слэттери.
- Дару?
- Чтобы на время вырвать ее из лап Керри О'Нила. Вы знаете, что со мной ей ничто не будет грозить… Как и всем прочим, - угрюмо добавил Фергус.
Кейт не смогла придумать в ответ ни одной шутливой реплики. Какое-то время она молчала, а потом промолвила:
- Нет, я думаю, Дару нужно отправить куда-нибудь подальше, чем на скачки.
- Куда именно?
- Еще не знаю. Я должна поговорить с Джоном. Нужно перестать притворяться, что ничего не происходит.
- Мы не знаем, что что-то действительно происходит, - пошел на попятный Слэттери.
- Догадаться несложно, - мрачно ответила Кейт.
Они сидели в боковом дворе. Белые стены большой пристройки, в которой близнецы отмечали свой день рождения, теперь заросли ломоносом и жимолостью. Ее фасад, выходивший на Ривер-роуд, тоже выглядел вполне прилично; ярко раскрашенные оконные ящики дожидались открытия кафе «Трилистник».
Джон и Кейт часто выходили в боковой двор. После вечера в зале, пропахшем сигаретным дымом и портером, было приятно подышать свежим воздухом, напоенным тонким ароматом жасмина.
- Что будем делать с Дарой? - грустно спросила Кейт.
- Я думал об этом, - неторопливо ответил Джон.
- Я так и знала. - Она смотрела на мужа с надеждой.
- Ты помнишь, что нам предлагала сестра Лаура? Почему бы не отправить ее во Францию?
Глава девятнадцатая
Молчаливая мадам Вартен напоминала Скорбящую Богоматерь; у нее было длинное бледное лицо, тонкие губы, дрожавшие так, словно она собиралась вот-вот заплакать, и грустные бледно-голубые глаза. В отличие от нее мсье Вартен был маленьким, кругленьким, толстеньким, все время трещал как пулемет и смеялся без умолку. Оба не знали ни одного английского слова. Слава богу, мадемуазель Стефани, двоюродная сестра мадам Вартен, знала язык достаточно, чтобы объяснить Даре ее несложные обязанности.
Девочка должна была готовить завтрак для троих маленьких детей Вартенов, водить их на прогулку, учить пяти английским фразам в день и играть с ними до ленча. После этого у нее было свободное время для занятий. Во время обеда она должна была помогать накрывать на стол и убирать грязную посуду.
Она получала деньги на мелкие расходы - примерно три фунта в неделю, но тратить их было не на что, потому что Вартены жили на хуторе, вдалеке от города. Дети были ужасные, а мсье норовил прижаться к Даре при каждом удобном случае. В глазах мадам стояла такая печаль, что Дара боялась с ней разговаривать. Если бы не Стефани, она сошла бы с ума. Домашние обязанности Стефани были весьма неопределенными. Чаще всего она либо складывала белье, либо ухаживала за цветами. Все лето шила шторы для одной из комнат. Иногда во второй половине дня брала маленькую машину и куда-то уезжала, иногда собирала фрукты. Дара не могла этого понять.
-
-
Дара смутилась. Почему Стефани ее обожает? Почему не отвечает, есть у нее какая-то работа или нет? Почему фамильярно обращается к ней на «ты»?
Сама Дара с первого дня знала, что должна соблюдать формальности и всех, кроме детей, называть на «вы». За этим крылась какая-то тайна. Еще пару дней Стефани повторяла «
Дара не могла опомниться от скорости, с которой она очутилась во Франции. Ее, Дару Райан, не бывавшую ни в Лондоне, ни в Белфасте, прокатили на машине по Парижу и показали Триумфальную арку и Эйфелеву башню. А потом мадемуазель Стефани отвезла ее на хутор во французской глубинке.
Светловолосая пышногрудая Стефани пользовалась любой возможностью, чтобы поговорить по-английски; когда-нибудь она посетит Ирландию и познакомится с самыми высокопоставленными и знаменитыми ирландцами. Дара со страхом думала, что сестра Лаура сильно преувеличила достоинства Маунтферна и родовитость семьи Райанов.
Но больше всего девочку занимало, зачем ее вообще отправили во Францию. Все произошло слишком стремительно, и удовлетворительных объяснений она так и не получила.
Разговор с мамой ничего не дал. Та очень радовалась и говорила, как чудесно, что папа нашел деньги; для Дары это великолепный шанс, который выпадает человеку раз в жизни. Майкл жалел, что мальчиков по обмену не отправляют, а Грейс говорила, что никогда не слышала ничего чудеснее. Томми Леонард пообещал писать ей через день, чтобы Дара не чувствовала себя одинокой. Мэри Доннелли заявила, что французы - самые коварные мужчины на свете.
Керри не сказал ничего.
Когда она прибежала в рощу Койна и сообщила ему новость, Керри только пожал плечами.
- Ну, если тебе этого хочется…
- Я не хочу расставаться с тобой.
- Если не хочешь, зачем уезжать?