«Оскорбление, нанесенное мне нынче в то время, когда я желал видеть вас, перешло все границы. Несмотря на ваше запрещение, я решил с оружием в руках отомстить этому жестокому человеку, лишающему вас наследства. Люди мои готовы, и завтра мы идем на приступ Монбрёна. Остерегайтесь, свет жизни моей, и не подвергайте себя опасности в час битвы. Я приказал воинам быть как можно осмотрительнее, потому что из любви к вам хочу пощадить вашего дядю, принудив его только дать вам свободу, но этот народ на приступе забывает все. Прощайте же, милая, обожаемая Валерия! Мы собрались в лесу, у подошвы Сосновой горы и готовимся к утру. Завтра, владетельница Латура, вы будете свободны, или ваш бедный рыцарь найдет свою смерть на стенах Монбрёна.
Эта записка, в которой скорее проглядывала мужественная решимость воина, чем нежность и сентиментальность влюбленного юноши, вызвала слезы на прекрасных глазах Валерии.
– Итак, кровь прольется из-за меня! – шептала она.– Милосердный Боже! Прими в лоно Твое с миром души тех, кто уснет завтра навеки! Я сделаю все, чтобы отвратить эти ужасные несчастья.
Молодая девушка остановилась и потом снова преклонила колени пред налоем. После краткой, но усердной молитвы она встала с решительным видом.
– Итак! Пусть воины бьются и, если нужно, умирают за честное дело,– сказала она.– Такова их судьба! О, если б Бог даровал мне силу мужчины, как одарил Он меня его мужеством!..
Она вздохнула, прижала пергамент к губам и быстро спрятала его на груди. Потом с удивительной поспешностью сняла с себя белое платье, надела темное, подвязала лентой свои прекрасные волосы и, уверившись, что кинжал ее, который она всегда носила с собой, надежно спрятан за поясом, одна отправилась по обширным пространствам темного и молчаливого замка.
Шаги молодой девушки были легки, она быстро пробегала разные галереи, коридоры и извилистые лестницы, ведущие к покоям барона. Во время этого перехода она не встретила ни одной живой души, и обширные помещения, по которым приходилось идти, казалось, были покинуты обитателями. Но по мере того, как Валерия приближалась к части замка, занимаемой бароном, глухой шум, выходивший из нижних зал, где обыкновенно помещалась часть воинов, показывал, что они еще не спали. Время от времени раздавались крики часовых на валу. По этим крикам Валерия заключила, что стража была значительно усилена.
Наконец на повороте одного перехода она увидела перед собой тяжелую, массивную дверь с гербом владетеля Монбрёна. Дверь была заперта, и два стрелка с оружием в руках охраняли ее.
Это обстоятельство несколько смутило молодую девушку, но не расстроило ее планы. Она удвоила осторожность и, не замеченная часовыми, разговаривавшими вполголоса о сегодняшнем событии, тихонько отворила потайную дверь в одном месте галереи. Она очутилась в анфиладе маленьких комнат, обыкновенно занимаемых женской прислугой и в эту минуту пустых, и мало-помалу прошла до особого помещения вроде передней, смежной с комнатой барона, где жили камеристки доньи Маргериты. На этот раз Валерия почувствовала живой страх и, дрожа, стала тихонько отворять дверь.
Одна только лампа, подвешенная к потолку, освещала эту комнату, где вместо мебели были поставлены три деревянные скамьи. На одной из них старуха с угрюмой и злой физиономией, фаворитка и поверенная баронессы, спала глубоким сном. Пользуясь этим, без сомнения, предвиденным обстоятельством, молодая девушка прошла без шума переднюю и, быстро отдернув занавески, очутилась в комнате барона, где Монбрён с женой и капелланом советовались о предстоящих предприятиях.
Эта комната была в три раза обширнее той, в которой жила Валерия, и большая часть ее оставалась в совершенном мраке. Несмотря на это, при свете огромного канделябра, стоявшего на маленьком столике, можно было приметить, что комната украшалась со всей грубой роскошью тогдашнего времени. Главное украшение состояло из двух бесконечных постелей, завешенных пологом и отделенных от нижней части залы позолоченной балюстрадой. За этой-то балюстрадой происходил совет трех лиц, усевшихся полукругом на складных креслах. Плотный ковер делал неслышными шаги Валерии, и потайная дверь, в которую она вошла, прикрывалась занавесом. Впрочем, предмет, о котором говорили собеседники, был так интересен для них, что они ничего не замечали.
Они разговаривали вполголоса, как бы боясь, что само эхо подслушивает их рассуждения.