Замок Монбрён

– Мессир Бертран! Если верить, что вас точно так зовут, вы не в добрый час вздумали отклонять от меня моих вассалов и наемников и тем принудили меня самого к строгому присмотру за вами. Не я виноват, что обращаюсь так с гостем. Так как вы не захотели есть мой хлеб, удалитесь в назначенный вам покой и не помышляйте больше оскорблять мою честь или мою власть, иначе вся ваша воинская слава не защитит вас от моего мщения. Клянусь Богом, мессир, ведите себя смирнее и не заставьте меня вспомнить о том, что я мог бы, не без выгоды, удержать вас пленником в моем замке!

– Пленником! – отвечал с хохотом Дюгесклен.– Слушай, барон де Монбрён, здесь со мной всего только горсть людей, плохо вооруженных, и те в твоей власти, не так ли? Но, несмотря на твоих вассалов с их копьями и топорами, на твои башни, стены, валы и рвы, предлагаю тебе попробовать удержать меня здесь одной минутой долее, чем захочу я сам. Слышишь ли ты и хорошо ли понял, что я сказал?

Мы столько уже говорили о неукротимости характера барона, что читателям понятно, как глубоко должна была эта угроза Дюгесклена уязвить его гордость. Но из благоразумия он сдержал гнев и, обратившись к приближенным, оставшимся по его приказанию в зале, сделал им знак подойти.

– Рубчатый,– сказал он тихо тому из них, кто подошел первый,– возьми с собой какого-нибудь надежного товарища и хорошенько присматривай за людьми, которые сопровождают этого рыцаря. Они в судебной зале. Пусть отберут у них оружие под предлогом, что таков обычай здешнего замка. При малейшей тревоге пусть запрут их в зале, и чтоб никто не мог пробраться к ним. Понимаешь? Ступай же.

Воин поклонился и тотчас же вышел, чтобы исполнить приказание. Барон позвал другого. Это был старик небольшого роста, с угреватой физиономией, широкоплечий, с сиплым и глухим голосом, свидетельствовавшим о частом употреблении горячительных напитков, за что товарищи в насмешку прозвали его Певцом, и это прозвище он заслужил в такой же мере, как фурии на греческом языке имя эвменид.

– Пьер,– сказал ему барон, стараясь принять веселый тон,– я имею нужду в твоей ловкости и в твоей глотке.

– То и другое к вашим услугам,– отвечал воин хриплым замогильным голосом.

– Из служителей моих, говорят, ты больше всех можешь пить, не теряя рассудка.

– Так говорят, и я горжусь этим.

– Например, можешь ты столько выпить, как Жак Черная Борода?

Певец с презрением пожал плечами.

– В два раза, в двадцать, во сто раз больше,– проворчал он,– я могу пить, не переставая, хоть весь век.

– Клянусь святым Марциалем! Мне любопытно видеть это! Итак, ступай, отыщи Черную Бороду и пригласи его выпить. Эконом мой отпустит на каждого из вас по галлону самого лучшего вина.

Глаза пьяницы оживились, он скривил губы в улыбке и показал ряд черных, искрошенных зубов.

– А… когда Жак будет пьян? – спросил он с проницательностью.

– Ты велишь четырем стрелкам схватить его и посадить в тюрьму Королевской башни. Пока этот верзила не пьян мертвецки, с ним трудно сладить. Ступай и будь благоразумен, а не то, если Черная Борода заметит твое намерение, ты выпьешь последний стакан в жизни.

– Знаю, знаю, высокородный барон, я ничуть не намерен так рано сломить себе башку. Положитесь на меня. Все будет хорошо, если только вино будет недурно.

И Певец тяжелыми шагами вышел из залы.

– Эсташ Рыжий,– продолжал Монбрён, обратившись к третьему из своих приближенных, человеку смелого вида и высокого, футов в шесть ростом, с рыжеватыми усами,– тебе, как одному из моих служителей, к которому я имею наибольшее доверие, я приготовил лучшее. Карауль этого господина, который выдает себя за Дюгесклена, а на самом деле, вероятно, не больше как какой-нибудь пролаза-бродяга, проведи его в красную комнату и постарайся, чтобы никто из жителей замка, кто бы он ни был, не перемолвил с ним словечка! Всю ночь стой подле комнаты и никого не выпускай и не впускай. А если кто-нибудь захочет пройти насильно – употреби оружие… понимаешь?

Эсташ отвечал утвердительно. Эти приказания отдавались шепотом и в темноте. Ни Дюгесклен, ни другие лица, бывшие под балдахином, не могли их слышать. Окончив распоряжения, барон подошел к знаменитому полководцу, который спокойно разговаривал с Валерией и Жералем, между тем как баронесса и капеллан стояли в стороне, перешептываясь между собой.

– Сир де Кашан,– начал он с иронией, указывая на Эсташа, который остановился у балюстрады,– вот милый паж, который будет прислуживать вам нынче вечером. Не моя вина, что вы принудили меня дать вам подобную прислугу на все время вашего здесь пребывания. Если вам одного недостаточно, я могу для большей чести дать еще с дюжину подобных молодцов.

Дюгесклен улыбнулся на угрозу, скрывавшуюся в словах барона.

– Я привык к подобным служителям,– отвечал он равнодушно,– и так как комната моя готова, я ухожу, потому что порядком устал и нуждаюсь в отдыхе. Однако прежде требую вашего слова, мессир, что благородная девица де Латур и этот менестрель, заслужившие ваш гнев…