Замок на болотах

— Три лошака и замена в костях! — хрипло каркнул чей то голос в стороне. — В переходе на чверть ночи… При трех черных, омельники стают перевертышами, что дает в окончательный прикуп… Этта ж…

— Четыре единорога! — танцующий эльф оказался за спиной Одноглазого, покачиваясь в такт музыке. — Браво, ласочка!

— Дикий Друидов Круг, вот что дают четыре неприрученных лошака, — завершила Каля-Разбойница. И улыбнулась. Страшно улыбнулась.

Не окончив фигуры танца, разворачиваясь в движении, эльф рванул из ножен клинок, всаживая лезвие желтоволосому аккурат в место перехода шеи в плечо. Взвыли кметы, подались толпой разбойники, вскакивая, хватаясь за мечи. Закипела бойня. Фэнн словно и не прерывал пляску: двигался, наносил удары, кружил, чертя воздух сверкающими росчерками клинка.

— Режь-убивай! — оружие Сколопендры мелькнуло над головой. Прыгнув и развернувшись спина к спине друг к другу, разбойница и эльф споро и умело отбивались от наскакивавших на нее подельников уже дохлого Одноглазого.

— Режь! — прохрипела Каля, отбивая невесть откуда взявшиеся вилы какого-то шустрого кмета, и бросаясь вперед. Коротко ткнув крестьянина острием клевца, разбойница развернулась, выдыхая злобное: «Убивай!».

На крыльце загрохотало, затопало. Двери рывком распахнулись, пропуская внутрь копящую злобой толпу кметов с рогатинами и вилами. Казимир закусил губу. Против длинных рогатин обоим разбойникам было не устоять, несмотря на умение обращаться с оружием и мастерство, показанное обоими. Позади толпы голосил кто-то, призывая«…живьем брать паскудников!» Как понял рыцарь, это и был сам солтыс, благоразумно держащийся подальше от драки. Неожиданно к воплям толпы прибавился еще один звук. Кметы, застрявшие в дверях, подались вперед, теснимые напирающими сзади, вдавливающими их в трактир. Отступившая в угол разбойница быстро мотнула головой в сторону Казимира.

— Везет тебе, рыцарь, — проговорил эльф, взмахом клинка рассекая путы на руках и ногах шляхтича. Трактир оглашали окрики и ругань пришельцев, прокладывавших с улицы дорогу. — Каля так спешила, что остальные, я думал, не успеют за нами. Ну, держи руку! На ноги, шляхтич, на ноги вставай!

В трактире стало тесно и темно от ввалившихся крепких мужиков в зеленых и коричневых одеждах, вооруженных куда лучше крестьян. И, хотя одеты они более пестро и неряшливо, чем, даже, товарищи желтоволосого обидчика Казимира, гляделись не в пример слажено и грозно. Вне всяких сомнений, эти тоже были разбойниками, но рангом выше, чем промышлявшие похищением честных рыцарей мерзавцы.

— Уж ты прости, Сколопендра, — в два-три быстрых взгляда оценив ситуацию в харчевне, дернул головой в полупоклоне, как видно, старшой. — Замешкалися мы малехо. Но где ж нам за твоей коняшкой поспеть?

Запнувшись взглядом о Казимира, он умолк. Прекращая пихаться и переругиваться, замолкали и остальные. Постепенно в трактире сделалось очень тихо.

— Ну, как подарочек, светлый комес? — улыбнулся эльф. — Я ли не говорил, что ласочке не терпелось поскорее свидеться с тобой. Так не терпелось, что даже прихватила с собой часть Лесной Вольницы. Маленькую часть… Все бы не поспели.

— Заткнись, Фэнн, — бросила «ласочка», злобно сверкнув глазами. — Делом займись, паскудник.

Эльф подмигнул Казимиру, расправил плечи, и выступил вперед.

— На колени, смерды! — зычным голосом гаркнул он. — И ты, солтыс — тоже!

Казимир удивился, но виду постарался не подать. Каля, а вслед за ней и все толпившиеся в трактире разбойники, поклонилась в пояс. Не как бухнувшиеся в ноги кметы во главе с солтысом, но и не как равная.

— Эт-та так, стыл быть вы, псы поганые, язвы моровые, своего комеса привечаете?! — зазвенел её голос. Казимир шагнул вперед, стаскивая с руки перчатку и высоко поднимая зажатый между пальцев родовой перстень.

— Герб моей семьи, что издревле владела землями семи, лесом, водами, зверьем и всеми людишками, что тут обитают, — мазнув взглядом по коленопреклоненным сельчанам и переглядывавшимся разбойникам, комес слегка склонил голову в сторону застывшей Сколопендры. — Благодарю тебя. Слово мое имеешь, что не забуду я услуги твоей.

Рыцарь с трудом натянул родовой перстень на опухший палец, и замер в ожидании. Теперь выражения на лицах, обращенных к нему, изменились. Взгляд Казимира упал на солтыса — тот был ни жив, ни мертв. Кметы взирали на него с оттенком любопытства и изрядной долей страха. Никто в этой деревне не видел сына старого князя, и никто не знал, чего от него ждать. Наследник видел выражения их лиц, и понимал, что они и верили, и не верили.