Замок на гиблом месте. Забавы Танатоса

К сожалению, узнать мнение Вадима Викентьевича мне так и не пришлось, ибо, краем глаза заметив какое-то движение внизу, я отвлекся и увидел изумленно взирающего на меня снизу вверх князя Аркадия Матвеевича. Одетый в длинный плащ с капюшоном, делающий его похожим на монаха-капуцина, Кашин стоял во дворе и, раскрыв рот, пытался понять, что же такое я делаю на балконе в столь ненастную погоду. Не растерявшись, я быстро извлек из кармана папиросу, картинно закурив, выпустил в воздух толстую струю дыма и, словно добрый монарх, ласково приветствующий непослушный, но все равно любезный его любящему сердцу народец, поприветствовал князя неопределенным жестом. Аркадий Матвеевич моргнул и двинулся по направлению к дверям, исчезнув из поля моего зрения.

Прислушавшись, я, к сожалению своему, понял, что беседа Юрлова с Кубацким, увы, уже закончилась, но, признаться, несильно этому огорчился. Полученной информации с лихвой хватало не для одного часа размышлений, более того, у меня появился шанс, обладая знаниями, которых не было у других, изрядно поразвлечься, особенно с ненавистным мне Скальцовым. Уютно расположившись в своей комнате, я снова закурил, налил себе из запыленного графинчика, бог знает, когда и кем оставленного здесь, коньяку и, насладившись приятным жжением во рту, призадумался. То, что мне удалось сегодня узнать, правда, не совсем благовидным способом, признаться, поражало! Образ убитой с каждым новым днем приобретал все более неожиданные, и даже пугающие, черты. То, что Кубацкий, оказывается, состоял с Анной в постыдной порочной связи, меня не сильно-то удивило — от этого бывшего гусара подобное было вполне ожидаемо. А вот факт заведомой порочности этой загадочной девицы еще до отношений с Кубацким наводил на некоторые размышления. Припомнив масленый взгляд Скальцова, которым тот провожал бегущую по двору фигурку, я сразу же мысленно поставил против персоналии бывшего судейского жирный плюсик. Зная его тягу к молоденьким особам, вполне можно было допустить мысль о, скажем так, некотором участии сего охотника до амурных утех в судьбе бедной сельской жительницы. Если это действительно так и было, оставалось только сожалеть о дурном вкусе покойницы, выбравшей в качестве первого своего мужчины столь незавидную персону.

А что если предположить невозможное и поставить на место Скальцова отца Ксенофонта? Недаром ведь ходило множество всяких слухов — один другого чище — о молодых годах будущего священника! И эта темная история с его женой, якобы покончившей счеты с жизнью весьма престранным способом… Узнав теперь об Анне несколько больше, я вполне мог представить себе ее коварный план — совратить нестарого еще представителя местного духовенства! Пожалуй, в ее, не совсем здравом, рассудке вполне могла родиться такая извращенная, захватывающая своим чудовищным цинизмом идея, особенно, если вспомнить ее тягу к апостолу учения циников г-ну Кубацкому. Да, пожалуй, и эта версия имеет право на жизнь, решил я, припомнив некоторую неловкость, все время испытываемую святым отцом в последние дни. Чего стоит только одно его желание выдать происходящее за «козни диавола»: если мои догадки верны, то оно и понятно — для самого отца Ксенофонта случившееся грехопадение и должно было объясняться только бесовским искушением, против которого священник устоять просто не смог!

Допив коньяк, я довольно улыбнулся и помахал своему отражению в зеркале. Несмотря на нависшие надо мною дамокловым мечом подозрения, ситуация складывалась весьма забавным образом, и я мог мало того что выкрутиться, так еще и изрядно поразвлечься…

Глава восьмая, в которой дождь наконец-то заканчивается, а неожиданности продолжаются

Вечер этого дня закончился и вовсе уж неожиданно — думаю, даже для Михаилы Яковлевича. Недружно собравшись к ужину, постоянные и вынужденные обитатели Медынского с хмурыми лицами уселись за стол, скучающими глазами воззрившись на привычное уже изобилие закусок и емкостей. Аркадий Матвеевич, видя такую неприятную для него, как для хозяина, картину, попытался было завязать со Скальцовым разговор на погодную тему в традиционном для него ключе — дескать, раньше природа такие фортели в сентябре не выкидывала, а ежели и шел дождик, так несколько часов, не более, но Сергей Диомидович, явно пребывая в подавленном состоянии духа, отвечал неохотно и односложно, на корню пресекая саму возможность увлекательного диалога. Князь, осознав ситуацию, вздохнул и, крякнув, осушил под пристальным взглядом Авдотьи Михайловны чарку водки, вкусно закусив ее солеными рыжиками с моченой клюквой. Тягостное молчание внезапно было прервано отцом Ксенофонтом. Не прикоснувшись к еде, он просидел, склонившись над пустой тарелкой, с десяток минут и, кашлянув, произнес густым басом:

— Покаяться хочу! Не могу более грех в себе носить!