Замок на скале

Конечно, это звучало абсурдно, но Кларенс настаивал, и тогда Его Величество сказал, что будет назначено еще одно расследование, и поручил его вести моему господину, герцогу Глостеру. Герцог Кларенс был буквально ослеплен яростью оттого, что ему не поверили. Но в полное неистовство он пришел, когда узнал, что король, в то время как он сватался к Марии Бургундской, отправил к юной леди посольство и предложил наследнице Карла Смелого в мужья брата королевы Энтони Вудвиля, графа Риверса, который, как и Кларенс, недавно тоже овдовел, однако супруга его скончалась вполне естественным образом. Не стоит говорить, что и репутация у графа Риверса получше, нежели у брата короля. Это выдающийся муж: дипломат, покровитель наук, искусств и печатного дела, кавалер ордена Подвязки. Он состоит в переписке с его святейшеством папой Сикстом IV[57], и тот назначил его поверенным в своих делах в Англии…

– Но это же Вудвиль, Вудвиль, худородный Вудвиль! – не выдержал Генри Стаффорд. – И как вы, придворный самого Ричарда Глостера, можете восхвалять какого-то выскочку!

Джон Кендел промолчал. Он знал, что его господин, как и герцог Бэкингем, недолюбливает родственников королевы, но он был достаточно благоразумен, чтобы иной раз высказаться и в пользу кого-либо из них, дабы его не сочли противником новой аристократии.

Когда секретарь Глостера покинул покой, Бэкингем надолго задумался. Конечно, нет ничего удивительного в том, что король поручил разбирательство младшему брату. Ричард Глостер с каждым годом получал все больше и больше власти, и Эдуард редко брался решать серьезные дела, не посвятив в них Ричарда. Потому-то Генри Стаффорд, избегавший ехать в Лондон, и хотел дать отчет о своей миссии именно правителю Севера.

Лорд Бэкингем был достаточно родовит и влиятелен, чтобы не считать себя обязанным спешить к Эдуарду по первому же зову, однако в сложившейся ситуации ему так или иначе придется ехать к королю, ибо не может же он удалиться в свой Уэльс, не сообщив никому об исходе своей миссии. Что ж, Лондон так Лондон. К тому же все эти слухи интриговали и его самого. Ричард Глостер никогда бы не взялся за это дело, если бы не был уверен в успехе. Неужели Кларенс так низко пал?..

И опять при мысли об Изабелле Невиль он вспомнил Анну. У него даже мелькнула странная мысль написать этой даме о том, что он только что узнал. Ведь супруга барона Майсгрейва так живо интересовалась и Кларенсом, и Изабеллой… Но уже в следующий миг он отказался от этой идеи. Во-первых, он и сам еще далеко не все знает, а во-вторых, он ведь поклялся себе как можно скорее забыть эту зеленоглазую фею из Ридсдейла, оставившую столь глубокий след в его душе…

В Лондон герцог Бэкингем прибыл в самом конце апреля. Он не спешил предстать пред очами короля, не спешил отчитываться. Его главным желанием было повидать Ричарда Глостера.

Резиденция Ричарда располагалась в ту пору в замке Байнард-Кастл на берегу Темзы. По углам его возвышались зубчатые башни, однако черепичные покатые крыши, ряды высоких окон, слуховые оконца – все это изобличало в Байнард-Кастл не укрепленное гнездовье, а городское поместье. Замок стоял почти у самой воды, но огромные камины спасали от всепроникающей сырости, а роскошь внутреннего убранства вполне отвечала склонностям любившего комфорт Глостера: высокие потолки с позолоченными картушами, бархатная обивка стен, толстые, заглушающие шаги персидские ковры на полу, повсюду огромные бронзовые чеканные вазы, а на стенах – начищенное до голубого блеска дорогое оружие.

Герцог Глостер встретил Генри Стаффорда со всей мыслимой любезностью и, узнав, что тот прямо с дороги, тотчас велел приготовить ему ванну, отвести покои рядом со своими и сервировать обильный ужин на двоих. Он был радушен, приветлив, однако ловко уклонялся от расспросов Генри о ходе дела об отравлении; сам же очень скоро уяснил, что герцог Бэкингем зол на короля и желал бы ограничиться докладом наместнику Севера милорду Глостеру. Сэра Генри можно было понять: каково предстать перед двуличным властителем, который готов был отдать его на растерзание шотландцам из ревности к какой-то смазливой простолюдинке?

В этом Ричард был с ним согласен, кроме того, ему импонировало, что блистательный пэр Англии отдает ему предпочтение перед помазанником Божьим. Ричарда всегда раздражало то непомерное внимание, какое Эдуард уделял женщинам, и та роль, которую они играли в его жизни. Сам он был в этом отношении сух и строг, разнузданных слуг удалял, требовал чистоты нравов, и, хотя в замке Понтефракт и обитал его незаконнорожденный сын Джон, почти никто не знал, кем была его мать. Безусловно, Ричард умел быть любезен и учтив с дамами, но никто не помнил, чтобы он имел серьезные увлечения.

Сейчас, после того как Бэкингем выложил ему все подробности, связанные с договором с шотландцами, и теперь неторопливо воздавал должное блюдам, Ричард негромко рассуждал вслух: