Замерла, потрясенно глядя на невменяемую альфа-сволочь. Или я чего-то не понимаю, или Сонхейд в дополнение ко всему, еще и мазохист.
– Больно? – зло поинтересовалась я.
– Ким, – он распахнул глаза и взглянул на меня потемневшим от страсти взглядом, и прорычал, – никогда, так не делай! Никогда! Ясно?!
Мило улыбнулась – впилась в него всеми ногтями и оцарапала живот. Взвыл! Дернулся, так, что едва не выломал спинку железной кровати, к которой наручники были пристегнуты. Мазохист?!
Действительно мазохист? Я поверить не могла. А следовало бы.
Сонхейд дрожал. Весь. На висках проступили бисеринки пота, мускулы был напряжены до предела, казалось тронь – взорвется. И глаза закрыты, только дышит – тяжело, напряженно, шумно, и губы кусает, словно сдержаться пытается.
– Сонхейд, – я убрала руки, даже за спину спрятала, – что с тобой?
– Ничего, – ответил все так же с трудом дыша, – но, тебе следует знать, Ким, волчицы царапают своих самцов исключительно в состоянии дикого возбуждения, оцарапать до крови – фактически признание в том, что она потекла. Не царапай больше.
Замерла. Несколько секунд раздумывала над поступившей информацией, а после – плавно положила ладонь на его грудь, впилась ногтями…
– Ким!!! – рык потрясший стекла.
Провела вниз, оставляя пять красных борозд.
– Ким, хватит! – рык переходящий в хрип.
Сжала его, дернувшегося всем телом, бедрами и ехидно процитировала его собственные слова: – "Ты моя жена и моя леди, единственное, чем тебе позволено интересоваться, это моими пожеланиями в отношении наших ночей. Все!" – впилась ногтями еще сильнее, и прошептала: – А ты, Сонхейд, для меня вообще никто, и указывать мне ты права не имеешь. Ясно?
Глаза распахнул мгновенно. И взгляд, злой, хмурый, напряженный.
– Вспомнил? – наваждение схлынуло, возбуждения больше никакого. – Приятно, когда твоим мнением не интересуются, а, Сонхейд? – начала я срываться. – Или может очень приятно возбуждаться, вопреки собственному желанию?
Ни слова в ответ. Только взгляд становится все более злым.
– А еще знаешь, что меня бесит? – почти крик. – Когда ты трогаешь все, что вздумается, абсолютно не интересуясь, хочу я этого или нет! И кстати, может стоит наглядно продемонстрировать, каково это, а?
Рывком села ниже, не глядя на оборотня начала зло развязывать халат, и…
– Ким, – голос прозвучал хрипло и глухо, – не смей!
Усмехнулась, а затем, глядя ему в глаза, раскидала полы халата, обнажая все, что скрыто. И не глядя, потому что взгляда от потемневшего лица Сонхейда не отрывала, повела пальцами по напряженному каменному животу, ниже, по кости, еще ниже…
Судорожный вздох альфы, мое затаенное дыхание и подрагивающие пальцы скользят по обжигающе-горячей плоти. Я не смотрела туда, мне с избытком хватало невероятно захватывающего зрелища – Сонхейд! Теряющий контроль Сонхейд. Его грудная клетка хаотически вздымалась, глаза вдруг стали темными, почти черными, ноздри трепетали, смуглая кожа приобрела какой-то бронзовый оттенок, губы сжаты, могучие руки сжались в кулаки с такой силой, что проступившие вены казалось, сейчас лопнут. И взгляд… какой-то невероятный, затягивающий… невероятно. И он осматривал меня всю, скользя взглядом по груди шее, губам, снова по шее вниз, вдоль ключиц, ниже, по каждой груди, еще ниже, словно лаская живот, и ниже, вглядываясь туда так, словно уже имел меня.
– Сонхейд! – я дернулась, инстинктивно прикрыла ладонью черное кружево.
Темный звериный взгляд с трудом оторвавшись, поднялся в выше. Наши глаза встретились. В следующее мгновение оборотень улыбнулся. Хищно, опасно, зловеще как-то. И эта его демонстрация превосходства окончательно лишила меня страха.
– Кажется, кто-то возбужден, – я сжала то, что уже с трудом сжималось, активно демонстрируя степень каменного желания Сонхейда. – Хочешь меня?
Он не ответил. Впрочем, ответ тут и не требовался. И я, отпустив его член, потянулась, впиваясь ноготками в напряженные мускулы.
Дернулся. Плевать совершенно. И коснувшись его губами, я прошептала:
– Жаль разговора не вышло, Сонхейд. Зато месть за вчерашнее получилась просто замечательная. Вот полежи тут, весь возбужденный, и может поумнеешь.
И я выпрямилась, затем встала, перешагнула через оборотня, спрыгнула с кровати.
Позади царило напряженное молчание. Не оборачиваясь, подхватила заранее оставленный на стуле халатик, надела и, завязывая пояс, направилась к двери. Открыла, вышла в коридор, плотненько прикрыла дубовую створку. И почти сразу за дверью раздался рык и звон цепей. И скрежет. Громкий такой.
Мысленно прикинула возможности цепей в мое запястье толщиной с возможностями Сонхейда, поняла, что он явно проигрывает, и, насвистывая, отправилась вниз, собственно продолжить не состоявшийся ужин. Шаг, и почему-то вспомнилось, что Сонхейд тоже ничего не ел.
С тяжелым вздохом повернулась, подошла к спальне, открыла дверь и… застыла на пороге.
Оборотень рвал наручники!
Молча, решительно, зло!
Стоя у кровати с развороченным изголовьем, с цепями которые свисали с кореженных стальных обручей, и выражением абсолютной ярости на лице.