Замок Оборотня

– Господи… – я выдохнула это совершенно неосознанно.

Сонхейд вскинул голову и посмотрел на меня. Злой, звериный взгляд сковал ледяным ужасом. Оборотень молча сорвал наручник… искореженный ободок с толщиной стали в мою ладонь, с глухим ударом упал на пол. Следом полетел второй.

А альфа – не отрывая от меня нехорошего взгляда потемневших от ярости глаз, повел плечами, затем с хрустом размял шею и усмехнулся. Злая улыбка. Жестокая. Хищная.

Движение, четкое, резкое, отточенное – и он стал на шаг ближе.

Еще движение – халат упал на пол, открывая зверя во всей красе. В ужасающем блеске мощи, силы, ярости! Не прикрытой ничем. И оставленные моими ногтями кровоточащие царапины.

– Твою мать… – голос осип, меня начало потряхивать.

Трясти от ужаса!

Зверь не произнес ни слова, ни звука. Только глаза хищно прищурились, и осанка чуть-чуть изменилась. А затем Сонхейд медленно, двигаясь плавно, с ленивой грацией хищника двинулся ко мне…

Это оказалось сильнее меня! С диким воплем я отшатнулась, захлопнула дверь и бросилась бежать. И почти сразу услышала, как отлетела, грохнулась о противоположную стену и упала дверь. И даже не оборачиваясь, точно знала – оборотень мчится за мной!

Прижалась щекой к его груди, прикрыла глаза, прислушиваясь к биению мощного сердца, и тихо спросила:

– А почему… здесь?

Тяжелый вздох и едва слышное:

– Хотел поужинать с тобой.

Прижалась сильнее, но не могла не спросить:

– Только поужинать?

– Мне нужно было уйти, – теплые губы нежно целуют мои волосы, – меня ждет вся стая, и я должен был бы уйти.

Внизу что-то разбивается, слышна визгливая ругань, а я тихо спрашиваю:

– Почему… остался?

Сильные пальцы обхватили подбородок, вынуждая запрокинуть голову, взглянуть в его светящиеся звериные глаза и увидеть в них ответ прежде, чем оборотень произнес:

– Потому что твое желание сводит меня с ума, Ким. Потому что потребность быть рядом с той становится невыносимой. Потому что твой запах с каждым днем все сильнее затмевает значимость всего мира. Потому что я не мог оставить тебя одну. И еще десятки "потому что" которые я не в силах объяснить словами, но владея тобой снова и снова, могу выразить каждым движением своего тела.

И я смотрю в его желтые звериные глаза, на его сильное властное лицо зверя, на широкую шею, могучие плечи, и снова в его глаза.

Мне казалось, что мир поплыл, растворился, потерялся где-то там, ломая мои ценности, мои мечты, разрывая меня. Или это рвалась оболочка, выпуская на свет ту меня, что всем сердцем хотела принадлежать этому наглому, неимоверно сильному, жестокому даже в нежности зверю. Я не могла понять, что со мной. Мне так хотелось ответить на его признание, мне так страшно оказалось признаться себе в этом. Мне так хотелось вернуться в свой мир, мне так страшно было бы вернуться туда, где нет даже веры в чудеса. Мне так хотелось свободы, и мне так страшно вдруг оказалось даже представить себе, что его не будет рядом. Сердце на части, душа наизнанку, и чувства оголенные, как провода под напряжением.

– Сидеть, Сонхейд, меня слушать. Так вот, хватит поступать как оборотень. Я уже поняла, что, по-твоему – это прийти, всем все поотрывать и молча уйти. Я так не могу. Я умру от любопытства и моя смерть будет на твоей совести!

Нарушая все законы конспирации, Гаэрд скосил на меня злой взгляд. Очень злой. Но мы как-то на мгновение подзабыли, что нас тут трое.

– Так значит птичка Ким там… – торжествующе произнесла Раэна.

– Гаэрд, пожалуйста, дай я все спрошу, потом можешь рвать ее на части, и хранителя на части, и вообще всех кого захочешь, – взмолилась я.

В следующее мгновение то призрачное, согревающее, окутывающее теплом – исчезло. И я вдруг поняла, что в замке очень холодно, действительно холодно, и сквозняки гуляют нешуточные. А потом я увидела торжествующий пристальный взгляд Раэны, и вздрогнула уже не от озноба.

– Здравствуй, Ким, – с нехорошей улыбкой, чуть растягивая слова, произнесла оборотниха.

– Как дела? – не задумываясь, ответила я общепринятой фразой.

– Все прекрасно, спасибо, – проявляя чудеса познания о правилах общения в моем мире, ответила Раэна.

Я, молча смотрела на нее – босая, острая грудь виднеется в вырезе темного шерстяного платья без рукавов, руки мускулистые, как у мужины, все тело поджарое. И почему-то складывается впечатление, что платье ей словно мешает.

– Ты так внимательно смотришь, – протянула маньячка.

– Ну я же смотрю в лицо своей смерти, – решила я подыграть ее самомнению.

Раэна расхохоталась. Откинув голову, содрогаясь всем телом. Ее смех звучал жутко, перекрывая шум ветра гуляющего под сводами замка. Жутко стало.

Сонхейд вновь искоса взглянул на меня, и я вспомнила, кто здесь на самом деле жуткий.

– Слушай, Раэна, – подавшись вперед, оперлась локтями о перила и поинтересовалась, – и долго ты жила в моем мире?

И рыжая перестала смеяться. Ее глаза вдруг засветились желтоватым светом, а голос… в голосе прорывался рык:

– Сорок лет.

– Не хило, – задумчиво сказала я.

Раэна улыбнулась вновь. Это была страшная улыбка, страшными оказались и последовавшие за ней слова: