Замок одиночества

Пора сказать читателю, что Матвей Корнеевич Софьин, одна тысяча девятьсот сорокового года рождения, – весьма непростая, даже загадочная личность. Возможно, эта загадочность и непростость были привиты двенадцатилетней работой директором «режимного» института в структуре Академии наук, немалой ответственностью и огромными умственными усилиями сорокалетних исследований в области искусственного интеллекта. Одно название этого института – Институт информационных систем, управления и связи (ИИСУС) – обязывает быть многозначительнейшим. Но нет – другая Структура, о которой пойдёт речь позже, наложила таинственные печати особой харизмы на облик старшего Софьина. Дело в том, что в шестьдесят лет Матвея Софьина с почётом проводили на пенсию, а ИИСУС закрыли. Это двухтысячный год. Уже более десяти лет, как Россия распахнула двери на выезд евреев. И все Мойши, Изи и Сёмы из разных НИИ и политехнических вузов повезли в своих тяжёлых чемоданах и светлых головах разработки «флешек», «чипов» и прочего. Нет, евреи, конечно, ничем не обидели члена-корреспондента. Он их вполне уважал, и на его семидесятипятилетие, что «стукнуло» и было достойно отмечено буквально десяток дней назад, почти половина приглашённых были выходцами с Синая. Харизмы (той величественной, привычной холуйскому взгляду) у этих людей, конечно, не было (какая у еврея, везде чужестранца, харизма?), зато была «фига в кармане». Миловидный незлобный прищур и интеллигентность. А хамство и «шиловидный» прищур Матвей ненавидел.

На юбилее были и старые друзья – учёные, культурологи, литераторы, – и новые, причём новые называли себя «генераторами праны» (скромненько!), вскользь упоминали о некоей Структуре Игры и сотрудничали с Матвеем Корнеевичем в его журнале «У камелька». Но никакого экстремизма и намёков, что, дескать, «из искры возгорится пламя». Просто интеллектуальное пиршество! И если он, главный редактор, замечал грубые политические намёки, материал к печати не принимал и с автором более не встречался.

Но вернёмся к аппетиту.

– Может, я сбегаю вон в ту кафешку, наберу чего? Очень кушать хочется! – жалобно вымолвила Оленька. – Очередь… Эх…

Решимости теперь у неё не было. Там её «пуговки» не «прокатят». Зато дед, посмотрев на всех своими властными, тигриными глазами цвета виски и по-особому вытянув свою «гангстерскую» верхнюю губу без ложбинки, сказал:

– Моя харизма, продажная девка аристократических кровей, – выгодная штука! Даже Наталья это чует – смотрит снизу вверх. «Уважат»! Гипноз, батеньки…

На самом же деле на сей раз именно Наталья Кирилловна посмотрела на мужа сверху вниз, несмотря на то что ростом была существенно ниже, да ещё и сидела на стуле. Что ж, многие жёны умеют так смотреть на своих «подопечных» (бывает, и «подкаблучных»). Стоит ли упоминать, что и гипноз – женский, особенный – был у неё другим. Гипноз «тайны её глаз» – слоновьих, удлинённых, оливкового цвета с выразительными, тёмного ореха зрачками. Очаровывала мужчин и её верхняя губа с характерной округлой ложбинкой. Но главным, что притягивало к ней и покоряло, была её удивительная способность быстро прочувствовать человека, понять его, предугадать его желания и настроения. Как следствие, она умела повлиять на собеседника исподволь, незаметно для него и очень мягко. Этим милым оружием она владела с ранней юности. И тогда, когда восемнадцатилетней девчонкой, студенткой-вечерницей биофака, она попала работать в лабораторию, руководимую молодым кандидатом наук Матвеем Корнеевичем Софьиным – высоким стройным красавцем, подававшим большие надежды и вызывавшим всеобщее уважение (а среди молоденьких женщин-коллег – даже поклонение), – эта её сердечная теплота в сочетании с тактичностью, разумностью и даже своего рода мудростью пленили завлаба. Лаборантка же Наташа Никольская влюбилась с первого взгляда! Она совершенно пренебрегла (правда, очень вежливо и осмотрительно) ухаживанием за ней начальника первого отдела, пятидесятипятилетнего полковника КГБ Алексея Михайловича Тихого, частенько захаживавшего в лабораторию «Интеллектуальных машин», чтобы якобы убедиться, что «буржуазный ревизионизм, свойственный кибернетике», не отравил сознание комсомолки Наташи. Иногда, наведываясь в очередной раз, он любил повторять: «Эх, дочка! Какие имена-то у нас с тобой! Царские!» Его и правду за глаза иногда называли Тишайшим. Но чаще – просто Волкодавом. Он знал о прозвищах и гордился ими. Шутил: «Я тихий и скромный. Но если кто обидит – тихо закопаю и скромно отпраздную».

Матвей и Наталья быстро поженились, и в скором времени молоденькая жёнушка родила сыночка Женечку. Всё было замечательно: они получили «однушку» в Черёмушках, муж стремительно делал карьеру, жена «берегла тылы» и продолжала учиться, умело управляясь с бытовыми вопросами и ещё помогая мужу печатать и корректировать его научные работы. Тихо и скромно!