Замок одиночества

К слову также добавим: Ирин был ещё и очень умён. Во-первых, он понимал, что «широкий жест» в широком деле – тоже капитал, а во-вторых, ему «фартило» только тогда, когда он полагался на принцип «двадцать-восемьдесят», т.е. двадцать процентов усилий обеспечивают восемьдесят процентов результата.

В последние два года он постепенно «свернул» деятельность трёх своих археологических групп – результатов было мало. Все свои силы Лев Антонович направил на поиск и расшифровку редчайших исторических документов. Он свято верил, что иное письмо, страничка дневника, служебного отчёта, чертежа-плана могут пролить свет или уж во всяком случае ярче, а то и по-новому взглянуть на то или иное историческое событие или фигуру. Да-да, «эффект бабочки»! «Ну и что, что это дело менее благодарное и менее выгодное, чем обычный антиквариат? Всё относительно! Ха! “Они” мне отдают двадцать пять процентов моего… Пусть! Посмотрим через… кто был более честен и благороден! Благородный “сапожник без сапог”, ха! Конечно, не моё сейчас время, сейчас всё – потребление, пресыщение. И равнодушие! Повальное, всеобъемлющее. И никто не может обрадоваться открытиям, удивиться… Скучно!» – думал порой Лёвушка.

И ещё одно прекрасное и теперь редкое качество было свойственно Льву Антоновичу Ирину: он ценил дружбу и умел быть другом. Ещё он замечательно умел приноровить к дружбе скрепу партнёрства! Повариться в одной каше – повариться достойно, не завидуя и не перетягивая одеяло, а подставляя плечо, и с юмором переживать житейские «тёрки». Он по нескольку раз в год приезжал к Евгению в Москву или «выманивал» того к себе в Питер. Чаще всего это было, когда Лёва «пылал» очередной «навязчивой идей» и хотел поделиться и обсудить риски с более прагматичным и точным в логике другом. Его завораживала, придавала достоверность и научную основательность своим затеям употребляемая Евгением Матвеевичем терминология: «математическое ожидание» вместо «риски», «репрезентативная» вместо «представительная» и пр. Ещё чаще он «напрягал» друга «шабашками»: то что-то расшифровать, то что-то восстановить на подтлевших или истрепавшихся бумагах. Это бывали и отдельные листочки писем, документов, и части, а то и целые тома инкунабул, попавших в житейский «переплёт», когда их типографский переплёт практически исчез, нумерация страниц неясна, неясен и текст. «Напрягал» по-дружески, но платил щедро, размашисто. Если даже документ оказывался не заслуживающим особого внимания и затраты не оправдывались, вознаграждение не отменялось. Лёвушка любил рисковать, любил Игру и за проигрыши на Судьбу не обижался. Почему у Евгения он просил помощи? По простой причине. Евгений Матвеевич Софьин работал заведующим Центром компьютерной лингвистики в Историко-архивном институте при РГГУ. В деле своём он был большой дока – его часто приглашали на консультации за границу, гранты сами шли в руки.

…Сейчас, в аэропорту Шереметьево, Евгений уже не мог расслышать последних слов дочери. Его сознание накрыли неясный туман и тихая нота полузабытой мелодии. Это слово «Болонья» соткало в памяти образ той флейтистки, которая тогда, в Болонье, показалась ему то ли наяву, то ли галлюцинацией. Мельком, этюдом, неоконченным ноктюрном. Щемящим душу.

– 2 –

В эти послерождественские, предновогодние дни в тёплой, умиротворённой Болонье Ирин был необычайно сконцентрирован. Он ощущал себя натянутой струной… нет, борзой, которая собирается начать охоту. К тому, что добыча – правильно затравленная добыча – практически сама идёт в руки, он привык. Принцип-то «двадцать-восемьдесят» верно служит! На то он и принцип… Ещё он не был склонен на сей раз к особому меценатству, которым в последнее время прославился по Европе. Он хотел Личной Большой Удачи. Победы. На сей раз он в течение года был в числе инициативной группы людей, занимающихся подготовкой форума к девятисоттридцатилетию основания знаменитого Болонского университета. Работа Ирина в инициативной группе потребовала от него много усилий – как финансовых, так и организационных. Он ещё и непосредственный участник форума, предоставляющий целый ряд экспонатов. Естественно, что энергетические и временные затраты его были преобладающими. На этом форуме кроме ряда докладов и «круглых столов» предполагалась и большая и разнообразная выставочная экспозиция. Слово же «продажа» из устава и плана работы форума было убрано. Но Лев Антонович чуял ту практическую выгоду, которая не измеряется «быстрыми» деньгами. О, эти сложные дипломатические переговоры с осторожными музейщиками, корыстными банкирами, разного уровня бюрократами и чиновниками из Минкульта и таможни! Да много чего! Легче всего ему было с «родными» антикварами, букинистами, держателями частных коллекций. Помогали, безвозмездно поддерживали и участвовали десятки и заинтересованных, и просто порядочных людей. Но более всего – жена, его верная подруга и соратница Майя. Она «бегала» и звонила, печатала документы и коммутировала встречи.