Замок Орла

В XII веке площадь Людовика XI представляла собой всего лишь просторный внутренний двор, вокруг которого возвышались величественные и прекрасные здания Сен-Клодского аббатства. Безупречное единообразие фасадов и богатое убранство уже в те времена принесли им славу. Во двор глядел и главный вход в собор, что позволяло монахам скрытно попадать в церковь через сводчатые галереи, которые опоясывали монастырь и связывали меж собой все его главные постройки. А вход с центральной городской улицы загораживали массивные, крепкие ворота, вверенные неусыпному присмотру брата-привратника.

С противоположной стороны был другой вход, а значит, там имелись еще одни ворота, обычно запертые, – они открывались лишь по особо торжественным случаям, когда, к примеру, ленники приходили выплачивать десятину. Число же ленников было немалое, и, чтобы не стеснять их широкий поток, необходимо было сделать для них отдельный вход и выход.

С тех пор как шведы под водительством графа де Гебриана захватили город и изгнали из монастыря всех монахов, тихо и мирно живших там вот уже не одно столетие, о былом строгом внутреннем распорядке и бдительном брате-привратнике осталось одно воспоминание. Ворота сорвали с петельных крючьев и порубили топорами – все говорило о том, что теплое местечко привратника будет снова занято еще не скоро. В монастыре разместился главный штаб шведского войска, а покои самого настоятеля облюбовал себе граф де Гебриан. И для того, чтобы сей благородный воитель мог, не сходя с места, наблюдать за казнью Пьера Проста, площадь Людовика XI и была выбрана лобным местом.

Наши читатели, разумеется, вправе спросить, с какой, собственно, стати имя этого французского короля присвоено одной из площадей враждебного Франции города. И сейчас мы постараемся в нескольких строках объяснить им что к чему.

Как известно, в ту пору, когда Людовик – будущий Людовик XI – был еще только дофином, при дворе то и дело случались заговоры, цель которых была возвести его на отцовский престол – вместо Карла VII.

После провала очередной интриги сосланный в подвластную ему Дофине[35] Людовик узнал, что его отец, желая раз и навсегда покончить с преждевременными честолюбивыми устремлениями своего отпрыска, отрядил против него войско под водительством Антуана де Шабанна, графа де Даммартена.

Из «Мартиньенских летописей» мы узнаем, что дофин, предчувствуя поражение, спасся бегством, сохранив таким образом себе свободу, а то и жизнь. Будучи уверен, что найдет прибежище и добрый прием у своего родственника – герцога Бургундского, отца графа де Шароле, ставшего позднее Карлом Смелым, Людовик прибыл в государство этого принца, остановившись по пути в Сен-Клоде.

Разумеется, в те времена французский дофин не отличался противной королям скаредностью, ставшей впоследствии одной из отличительных черт его натуры, и возложил богатые подношения к высокочтимой раке великого святого Клода. Франш-контийские монахи исполнили желание именитого гостя и увековечили память о его посещении, назвав его именем самую красивую из городских площадей, когда Людовик стал королем.

Из Сен-Клода дофин направился в Брюссель, где жена и невестка Филиппа Доброго, герцогиня Изабелла, и госпожа де Шероле, оказали ему прием, достойный законного сына французского короля.

Чуть погодя герцог Бургундский передал ему во владение Сенаппский замок, расположенный на берегу реки Диль, в Брюсселе. Именно там будущий Людовик XI, наш благочестивый король, бесперечь преклонял колена перед свинцовыми и оловянными фигурками, что украшали его колпак и олицетворяли святых и Богоматерей, и заполнял свой досуг сочинительством сборника фривольных, даже непристойных историй, прославившихся под названием «Сто новых новелл» и позднее изданных Антуаном де Ла Салем[36].

Итак, площадь Людовика XI, которую мы описали выше, за час до казни Пьера Проста наводнила публика двух соротов.

Здесь – шведские солдаты, серые, французы, всякие иноземцы, наконец, и враги, злобные, неуемно-буйные, рукоплещущие в предвкушении казни, с видом знатоков обсуждающие, насколько искусно сложен костер.

Там, напротив, – горожане и горцы, собравшиеся на рассвете со всей округи, поскольку граф де Гебриан, уверенный в своей силе, распорядился, чтобы ворота Сен-Клода были открыты всем и каждому начиная с шести утра. Горожане с крестьянами сбились в безмолвную толпу, мрачную, угрюмую. Они пришли посмотреть, как будет умирать их ближний, несправедливо осужденный. Они оплакивали его и дрожали за самих себя, потому как в это смутное время, когда единственным законом и единственной же справедливостью был произвол, никто не мог быть уверен, что завтра не разделит участь Пьера Проста.

Соборный колокол пробил восемь часов.

После первого удара толпа всколыхнулась, подобно пшеничному полю под внезапным порывом ветра.

После последнего удара громыхнули барабаны, а за ними грянули трубы.

Скорбная процессия тронулась в путь.