Теперь К. остался наедине с учителем, тихо сидевшим у стола; немного подождав, К. снял рубашку и начал мыться в тазу. И только тут, повернувшись к учителю спиной, он спросил, зачем тот пришел к нему. «Я пришел по поручению господина старосты», — сказал учитель. К. ответил, что готов выслушать это поручение. Но так как плеск воды заглушил его слова, учителю пришлось подойти поближе, и он прислонился к стенке около К. К. извинился за то, что умывается при нем и вообще волнуется из–за предполагаемой встречи. Учитель не обратил на это внимания и сказал: «Вы были невежливы со старостой, с таким пожилым, заслуженным, опытным, достойным уважения человеком». — «Не помню, чтобы я был невежлив, — сказал К. — Но верно и то, что я думал о более важных вещах и мне было не до светских манер, ведь речь шла о моем существовании, оно под угрозой из–за безобразного ведения дел, впрочем, зачем мне об этом рассказывать вам, вы же сами — деятельный член этой канцелярии. А что, разве староста на меня жаловался?» — «Кому же он мог жаловаться? — сказал учитель. — И даже если бы было кому, разве он стал бы жаловаться? Я только под его диктовку составил небольшой протокол о ваших переговорах и получил достаточно сведений и о доброте господина старосты, и о характере ваших ответов».