«Да, дурная привычка, — сказал молодой человек и опять засмеялся: — Но, может быть, вы и не знаете, кто я такой. Я — Мом, секретарь Кламма по Деревне». После этих слов в комнате наступила благоговейная тишина; хотя и хозяйка и Пепи, наверное, знали этого господина, но их словно поразило, когда он назвал свое имя и должность. И даже самого молодого человека как будто поразила важность его собственных слов, и, словно желая избежать всякой торжественности, которую неминуемо должны были вызвать эти слова, он углубился в свои документы и снова начал писать, так что в комнате был слышен только скрип пера. «А что это такое — „секретарь по Деревне“?» — спросил К. после недолгого молчания. Вместо Мома, считавшего, очевидно, ниже своего достоинства давать объяснения после того, как он представился, ответила хозяйка: «Господин Мом — секретарь Кламма, как и другие кламмовские секретари, но место его службы и, если не ошибаюсь, круг его деятельности… — тут Мом энергично покачал головой над документами, и хозяйка поправилась: — Да, так значит только место его службы, но не круг его деятельности ограничивается Деревней. Господин Мом обеспечивает передачу необходимых для Деревни документов от Кламма и принимает все поступающие из Деревни бумаги для Кламма». И когда К. посмотрел на нее пустыми глазами — его эти сведения, очевидно, никак не тронули; хозяйка, немного смутившись, добавила: «Так у нас устроено — у всех господ есть свои секретари по Деревне». Мом, слушавший хозяйку куда внимательней, чем К.‚ добавил, обращаясь к ней: «Большинство секретарей по Деревне работают только на одного из господ, а я работаю на двоих — на Кламма и на Валлабене». — «Да, — сказала хозяйка, очевидно, припомнив этот факт, — господин Мом работает на двух господ, на Кламма и на Валлабене, значит, он дважды секретарь». — «Даже дважды!» — сказал К. и кивнул Мому, который, подавшись вперед, смотрел на него во все глаза — так одобрительно кивают ребенку, которого похвалили в глаза. И хотя в этом кивке был налет презрения, но его либо не заметили, либо приняли как должное. Именно перед К., который не был удостоен даже мимолетного взгляда Кламма, расхваливали приближенного Кламма с явным намерением вызвать признание и похвалу со стороны К. И все же К. не воспринимал это как следовало бы; он, добивавшийся изо всех сил одного взгляда Кламма, не ценил Мома, которому разрешалось жить при Кламме, он и не думал удивляться и тем более завидовать ему, потому что для него самым желанным была вовсе не близость к Кламму сама по себе, важно было то, что он, К., только он, и никто другой, со своими, а не чьими–то чужими делами, мог бы подойти к Кламму и подойти не с тем, чтобы успокоиться на этом, а чтобы, пройдя через него, попасть дальше, в Замок.