Замок Саттон

Но затем, молча наблюдая за ней, Жиль совершенно неожиданно понял, в чем ее очарование. Столь привлекательными в Анне были ее естественность и восхитительная живость. По его мнению, она выглядела так, будто всегда способна позабавить и развеселить мужчину, каким бы уставшим он ни вернулся домой. Но было что-то еще, хотя он никак не мог понять, что именно. Нечто неуловимое, присущее только ей. Единственное, что ему приходило на ум, — это некая загадочность. Она выглядела так, словно ей известно то, что обычным людям знать не под силу. И, увидев девушку в таком свете, стюард сэра Ричарда понял, что ее можно ошибочно принять за красавицу, потому что Анна поражала настолько, что невозможно было понять, как она выглядит на самом деле.

А после обеда, когда компания перешла в Длинную галерею, где стюард, как вышколенный слуга, стоял в тени так, чтобы его присутствие никому не мешало, она взяла лютню и запела, к он снова испытал на себе ее силу. Во время исполнения ею любовного романса в дуэте со своим кузеном Томасом Жиль Коук ощутил странное жжение в глубине глаз. В чем дело, ведь он не плакал с детских лет, а теперь эта девушка пробудила в нем давно забытые чувства, да так, что запершило в горле. Неудивительно, что и Фрэнсис с изумлением уставился на Анну, что Уатт не скрывал своей явной влюбленности в нее, что сэр Фрэнсис Брайн бросает на нее горящие взгляды своих серых, немигающих глаз.

Фрэнсис, раскрасневшийся от вина и немного важничая, рассказывал:

— …Но полагают, что этот дом построен на проклятой земле.

Четыре пары глаз впились в него.

— Поместье Саттон проклято? — переспросил Уатт.

— Так говорят. И старый барский дом, стоявший здесь, тоже. Жена Эдуарда Праведника произнесла дьявольское заклятие возле небольшого родника, находящегося в наших владениях.

— Завораживающая мысль, — отозвался Томас, поэтическое воображение которого захватила легенда о давно умершей бедной королеве, произносящей слова, которым суждено было звучать эхом еще долго после того, как сказавшая их обратилась в прах.

— А это правда?

Фрэнсис почувствовал тепло амулета на груди под рубашкой. Его рука бессознательно потянулась, чтобы коснуться камня.

— Я не знаю, — уклончиво ответил он.

Анна дрожала, несмотря на жар, излучаемый каминами.

— Кто знает, что уготовано судьбой нам? — вдруг сказала она.

Ей тихо и тревожно вторил голос Брайана:

— В самом деле — кто?

И он улыбнулся, но Фрэнсис заметил, что его серые глаза остались неподвижными. Юноша подумал, что у этого человека, вероятно, что-то не в порядке, раз он почти не мигает.

Анна встала.

— Джентльмены, прошу прощения. Я устала после столь долгого путешествия. Спокойной ночи. — И она удалилась прежде, чем кто-либо успел ей ответить.

Во внезапно наступившей тишине Фрэнсис Брайан перевел свой раздражающий взор на Георга Болейна и Томаса Уатта.

— Мне сказали, что мы покидаем двор в беспокойное время. Кажется, Его Светлость всерьез подумывает о законности своего брака с Ее Светлостью.

— О! — Отрешенное лицо Георга, весьма похожее таинственностью на лицо Анны, не дрогнуло. Но Фрэнсис, еще слишком юный, чтобы освоить искусство притворства, уставился на него с раскрытым ртом.

— Но это же нелепо. Они женаты многие годы.

— Точнее говоря, восемнадцать лет, — сухо подтвердил Брайан. — Дольше, чем вы живете на свете, Фрэнсис. И достаточно долго для мужчины — даже для короля, — чтобы она ему надоела.

Он посмотрел в упор на Георга, который никак не отреагировал, а только слегка пожал плечами. Отозвался только Томас Уатт.

— Да, это правда. Это — строгая тайна, но Его Светлость вызывался в Йорк Хаус 17 мая, чтобы перед судом ответить на вопрос о законности его брака.

— Но кто бы осмелился на такое? — удивился Фрэнсис.

Остальные захохотали, хоть и по-доброму.

— Послушай, святая наивность, конечно же, никто. Поэтому очевидно, что за всем этим стоит сам король. Он хочет избавиться от Екатерины.

В голове у Фрэнсиса царило смятение. Он припомнил взгляды, которыми обменивались король и Анна; подумал о том, как пел Генрих, когда она играла на лютне; вспомнил, как заволновались его приятели придворные, когда Его Светлость у всех на виду выбрал в партнерши Анну на майском маскараде в честь французского посла. О Господи, какой же он тугодум! Он осознавал, что она вскружила голову королю, но уж никак не думал, что все может быть намного серьезнее.

Несмотря на четыре пылающих камина, ему вдруг показалось, что в галерее стало холодно.

— Как странно, что король выбрал 17 мая, — сказал Фрэнсис. — Именно в этот день моему отцу было подарено поместье Саттон.

Казалось, Георга тоже прошиб озноб, так как он вздрогнул.

— У меня такое чувство, как будто эта дата и мне напоминает о чем-то, — произнес он.

Внезапно Фрэнсису показалось, что черная спираль, вращаясь, устремилась к нему через всю Длинную галерею. Нечто ужасное и бесформенное, и — неизбежное.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ