— На стенах ризницы мы обнаружили изображения. Офицер Ратт скопировал их — рисунки перед вами. Распятие было закреплено на стене вниз головой… Обращу ваше внимание: ризница местного католического собора сгорела всего несколько дней назад. По факту поджога ведется расследование. Хочу уведомить ваше высокопреосвященство, что настоятель местного католического собора, некий отец Грегор, присутствовал в кирхе во время отпевания отставного полицейского. Но дать какие-либо показания по поводу поджога ризницы, как и относительно своего визита на панихиду в кирху, он категорически отказывается…
— Чем мотивирует отказ? — снова безапелляционно вторгся в поток беседы отец Якоб. — Мотивирует тайной исповеди!
— Очередной новодел! — между тем констатировал нунций, отодвигая распятие и снимая пенсне. — Ничего интересного. Все предметы изготовлены недавно, приблизительно в десятых годах, по вторичным и — подчеркну! — совершенно бездарным описаниям ритуалов поздних ответвлений альбигойской ереси. Местный эпигонский культ!
— Будем искоренять! — с металлом в голосе констатировал герр Секретарь.
— Подскажите, ваше преосвященство, — привычно проигнорировал грозного отца Якоба Кольбах, — мог ли такой воссозданный псевдоеретический культ сопровождаться обрядами жертвоприношений или ритуальными групповыми самоубийствами?
— Были обнаружены следы жертвоприношений?
— Безусловно.
— Прямо в ризнице?
— Нет, поблизости — в местных катакомбах.
— Количество и характер жертв?
— Двадцать одно человеческое тело. Двадцать мужских тел. Одно женское. Возраст — от 24 до 28 лет. Отличное физическое состояние. Все тела обнажены. Сохранность трупов практически идеальная — в катакомбах холодно. Но никаких следов одежды нам не удалось обнаружить… Снимки я готов представить по официальному запросу…
— Сколько??? — взвыл нунций.
— Упокой, Господи… — отец Якоб кротко перекрестился.
— Ужасающе! Двадцать одно тело! Возрожден катарский ритуал добровольного ухода из жизни путем переохлаждения! И от кого я об этом узнаю? — нунций метнул в сторону брата Якоба взгляд древнего василиска.
— От штандартенфюрера Кольбаха, шефа местного Гестапо, — герр Кольбах встал, щелкнул каблуками и с коротким уставным поклоном протянул кардиналу изящную визитную карточку: — Прошу простить! Я был знаком вам преимущественно как руководитель оргкомитета оперного фестиваля… В любом качестве и в любое время — всегда к вашим услугам!
У Пауля даже дух захватило от такого развития событий: его дальновидный Шеф сейчас спихнет на древний ритуал смерть парней из катакомб, герр Нунций даст нужное заключение и дело будет считаться раскрытым! Заодно и пастор Грегор получит нагоняй за избыток служебного рвения, да и отцовское наследство обнаружится! Какое счастье, иметь такого рационального начальника!
— Факт вопиющий! — любуясь смятением слушателей, продолжал Кольбах. — Он стал предметом обсуждения в Рейхсканцелярии, в консультациях принял участие рейхсляйтер Борман… Было решено, что после заключения Конкордата официальные власти Рейха не могут поставить под удар авторитет католической церкви в Германии и обнародовать информацию о ритуальном характере коллективного самоубийства молодых людей… Официально их объявили погибшими от скопления вредных природных газов в горных выработках. В прессе опубликовали фотографии, обращение к родственникам…
— Но за телами никто не обратился! — угадал отец Якоб.
— Их тут никто не знал! Эти молодые люди просто приехали в местность, знаменитую еретическими традициями, специально — чтобы здесь умереть! Я должен осмотреть обе ризницы и катакомбы! — нунций длинным глотком допил какао, стряхнул салфеткой крошки с облачения, поднялся, ринулся к выходу, но уткнулся в железную фигуру отца Якоба:
— Мы не готовы обеспечить ваше безопасное перемещение по городу! Вы сможете произвести осмотр завтра… — надо отдать должное герру Якобу, он умел держать удар: его голос звенел как стальной трос, а осанка осталась прямой и величественной, как палубная мачта.
— Сейчас! — герр Нунций сложил пухлые губы капризной трубочкой, подобрал край рясы и споро обогнул атлетичного шефа церковной безопасности. — Прямо сейчас! Я устал быть вашим заложником! В момент, когда я необходим своей пастве, своим заблудшим братьям! Я намерен ехать на прекрасном автомобиле, который любезно предоставил мне добрый христианин… Этот местный медик или кто он?
— Герр Шпеер. Фармацевт, — без энтузиазма уточнил по блокноту ответственный отец Якоб и тотчас кинулся следом за нунцием, попутно выкрикивая по-итальянски команды натасканной своре «личных помощников».
Пауль выглянул в окно, чтобы убедиться. Действительно, у входа в «Лесную корону» источал сияние роскошный, синий, как ночное небо, парадный «Мерседес» аптекаря Шпеера — самая шикарная машина в N1-бурге! До появления «Майбаха» Шефа Кольбаха, разумеется. Поверить, что скопидомисгый герр Шпеер отдал свою мужскую гордость на поругание? Хотя бы временное?
Что-то тут не связывалось…
Пауль замешкался у окна и зацепился взглядом за знакомую тень: