Мне показалось, что эти слова застали моего друга врасплох, и я вдруг почувствовал, как вся его версия с участием сэра Джона начинает сыпаться подобно карточному домику. Ведь Пэро упустил еще одно важное обстоятельство: убийство произошло в половине третьего, когда и мы, и Мэтью Уиттон уже должны были приехать с вокзала. А это обязательно помешало бы задуманному. Откуда сэр Джон мог знать, что мы задержимся из-за поломки? Проще говоря, почему нельзя было сделать все на час раньше?
И не успел я додумать эту мысль до конца, как лейтенант Кагерли, принялся излагать ее вслух.
На лице Пэро появилась мрачная складка. Едва дослушав лейтенанта, он поднял вверх руку. Выглядело так, что он не только просит слова, но и просит прощения у публики.
— Да, господа, — со вздохом, произнес он, — увы, я вижу, что совершил ошибку. И очень благодарен вам за ваше честное заявление, мистер Холборн. — Он поклонился Джеральду. — Благодарен не только за то, что вы вывели нас из заблуждения, но и потому, что окончательно развеяли мои сомнения в своей собственной виновности. Это было крайне важно.
Пэро извинительно улыбнулся и развел руками:
— Что делать, господа, мои серые клеточки уже не те, что раньше. Они дали сбой. Однако я рассчитываю на общее снисхождение, ведь это одно из самых сложных расследований, которые мне приходилось вести.
Не зная, что еще к сказанному добавить, он снова с сожалением и несколько неуклюже развел руками.
При всем при том, что дело у моего друга не клеилось, я не был готов к подобному поражению. И видимо, лейтенант Кагерли — тоже. Я, впрочем, тут же подумал, что хуже всего сейчас не нам, а самому Пэро, и повернулся, чтобы приободрить беднягу хотя бы взглядом.
О, боже! На меня смотрели его веселые и уверенные глаза!
Он тут же снова опустил голову и тихо и грустно проговорил:
— С таким преступником мне раньше не приходилось сталкиваться. Необычайно умным и терпеливым. Он растянул свое преступление на два десятилетия. И не оставил ни свидетелей, ни улик. Он все сделал сам: сначала убил лорда Чарльза, потом тонко инсценировал появление Харди-Конерса, его руками убил сэра Джона, а затем, собственными руками, убил самого Харди-Конерса. — Неожиданно в голосе Пэро появились стальные нотки. — Я, кажется, сказал, что он не оставил никаких улик? Конечно же, я оговорился, так не бывает. Почти никаких, а точнее — всего одну!
Легкий шум пронесся по комнате.
— Так вы знаете эту улику? — недоверчиво спросил лейтенант.
— Знаю.
Взгляд Пэро пробежал по лицам и задержался на Бете Бакли.
— И можете назвать человека, который все это совершил? — Уиттон даже встал из кресла и положил бинтованную руку на край камина.
Пэро повернул к нему голову и быстро проговорил:
— Да. Это вы, мсье.
Мне показалось, что я ослышался, и, судя по всему, Уиттон тоже так подумал. Пытаясь удостовериться, он недоуменно посмотрел на Пэро и вопросительно ткнул себя пальцем в грудь.
— Да-да, мсье, это именно вы!
И тут же, шумно отодвинув стул, со своего места поднялся Кагерли.
— Прошу прощения, но у мистера Уиттона неопровержимое алиби, а вы его обвиняете в трех убийствах. Я очень уважаю вас, мсье, но по английским законам я вынужден вмешаться для защиты, ведь это уже не гипотеза, безосновательное обвинение в тягчайших деяниях!
Тон лейтенанта не оставлял сомнений, что он не верит моему другу ни на йоту, и, несомненно, хотел бы приостановить его участие в дальнейшем разбирательстве.
— Зачем так, лейтенант, — морщась от общего чувства неловкости, вмешался Уиттон. — Прошу вас, дайте, пожалуйста, договорить нашему гостю. А на его формулировки я не в обиде.
— Тогда предлагаю вам, мсье, говорить очень конкретно, — немного подумав, сухо произнес лейтенант. — И будьте любезны сразу начать с первого убийства. С гибели лорда Чарльза.
Он снова сел на стул, а я успел заметить направленные на Пэро с разных сторон сожалеющие взгляды.