Я слушал рассказ деда о том, как, опомнившись, стал он выспрашивать у Коваля, почему Шариде прогнала его. Ведь он, Василий, пришёл с чистыми намерениями. К тому же мать Сулимы знала его добрый десяток лет и не могла не догадываться о чувствах молодых людей. А такой срок – разве не доказательство верности и силы любви? К тому же брал бы в жёны женщину с ребёнком, а на такой поступок мало кто из мужчин был способен.
– Коваль, – продолжал дед, – выслушав меня, рассмеялся и громко сказал: «Чем ты слушал! Я ж переводил все её слова». Мне ничего не оставалось, как сознаться, что ничего не помню. Тогда он сказал, что Шариде сейчас меня спасла. Она утверждала, будто бы, если я покину Крым, то проживу долгую жизнь. В противном случае со мной случится большая беда.
Но когда любишь, разве важно, что случится когда-то в далёком будущем? Конечно же, нет! Я не внял увещеваниям матери Сулимы и попросил Коваля прийти сюда ещё раз. Он отказался. Я настаивал, но…
На следующий день пришёл один. Вызвал Сулиму. Она вышла вместе с мальчиком. Указав на сына, сказала – Ибрагим, когда вырастет, будет здесь хозяином, а не я. Она говорила по-русски плохо, и понять точнее сказанное ею мне было не под силу. Шариде не вышла на порог, хотя я чувствовал присутствие этой женщины. Она вещала устами Сулимы. И я снова потерял смысл услышанного…
Больше я сюда не приходил. Уехал домой, в родное село под Тулой. Вскоре женился. А что делать, не ходить же век холостяком! Было у меня два сына, работы каменщиком – сколько угодно… А потом началась война. Меня и старшего сына, Колю, взяли рыть окопы. Вместе с отступающей Красной Армией пришлось отходить… Потом вернулись домой, когда наши пошли вперёд. Но села не осталось – одни головёшки. Вся моя родня погибла.
Война, внучек, это самое страшное, что может случиться с народом и с тобой. Николая взяли в армию. Но, слава богу, он живым вернулся домой. Вскоре женился, детки пошли. Наше село охочих отстраивать не нашлось, мы осели в Туле. Но мне одиноко стало жить. И я решил поехать в Крым. Тогда здесь происходили большие перемены…
Узень-Баш я нашёл обезлюдившим. Татар выселили из Крыма, а новых переселенцев в их жилищах было очень мало. Это потом сюда понаехали люди… Я нашёл дом Сулимы, но понятно – был он пуст. Побродил по первому этажу, сходил на второй. И вдруг…
Неожиданно дед Василий остановился и стал вытирать рукой глаза. Я подумал, что ему грязь попала, но потом смотрю – плачет он. Пришлось ждать, пока он успокоится. Мне так неловко сделалось. Своим приездом я растревожил сердце пожилого человека. Ну сдалась мне эта Сулима! Не знал бы о ней ничего, ну и не знал бы…
Успокоившись, дед Василий продолжил, точнее сказать, закончил свой рассказ:
– Дверь на втором этаже оказалась открытой. Я вошёл в полутёмную комнату, где печь имелась. Возле окошка – низенький табурет. У татар тогда стульев я не припомню. А на нём голубиное перо лежит. Рядом – чистый клочок бумаги. Я поднял его и перевернул. Смотрю – слово нацарапано. Прочёл: «Васил».
Это Сулима со мной попрощалась. Кто же ещё мог помнить, что я голубями заведовал в охотничьем доме Юсуповых…
Дальше мы с дедом Василием шли молча. Снег хрустел под ногами. Но я ничего не слышал. Мне казалось, что я иду по бесконечному полю из белых голубиных перьев. Теперь многое, очень многое становилось ясным и понятным. Хотелось ещё что-то спросить, но я не решился.
Часть IV
Шариде
1
Мой рассказ о Шариде соткан из множества мелких фактов, ставших мне известными за последние годы. Многочасовые беседы с дедом Василием, а также его «архив», состоящий из старых фотографий и писем, которым он позволил мне попользоваться, в конце концов сформировали в моей голове представление об этой неординарной женщине. Моя тетрадка, однажды извлечённая из подземелья, дополнила дедовы рассказы иным содержанием, которое я однажды совершенно справедливо назвал «двойным дном».
Вскоре у меня накопилось такое количество информации, что я решился написать целую главу, посвящённую Шариде. Может быть, кому-нибудь эта история покажется занимательной или даже пригодится в качестве осознания непредсказуемости наших путей в такой непростой человеческой жизни.
Я хотел начать свой рассказ с 1908 года, когда на окраине Коккоз появились первые строители, среди которых была и наша героиня. Но всё-таки передумал и отступил ещё на полтора десятка лет назад. Именно тогда в маленькой Ялте к причалу пришвартовался небольшой турецкий корабль. Среди вышедших на берег людей была и молодая турчанка с девочкой на руках. Вещей у неё почти не было – лишь один узелок, который можно отождествить с ручной кладью.
Женщину звали Шариде, а её крошку дочь – Сулима. Направлялись они в Евпаторию, на противоположную от Ялты сторону Крыма. В том городе тоже имелся причал, и ей, по логике, сподручней было сойти на берег именно там. Но турецкий корабль в Евпаторию не плыл. А ждать другого судна женщина не могла.