Замороженные приливы (ЛП)

Она смотрела на засыпанный снегом город. Тут вырос Феликс. Её мысли много раз шли к нему во время поездки, к боли, что она чувствовала к нему, из-за того, что заставила его взять вину за свои преступления.

Когда чувство вины начало грызть её, король Гай подошёл к ней слева и опёрся о борт, сжимая кусок пергамента в руках.

Она выпрямилась и повернулась к нему.

— Выглядите встревоженным, — протянула она.

Король Гай посмотрел на неё, удивлённо, словно только проснулся.

— Признаю, я немного обеспокоен, — он указал на пергамент в руке. — Просто, прежде чем мы оставили Джевел, я получил это сообщение от лимерийского информатора. Я читал его много раз, но до сих пор не верю в это.

— Речь о Магнусе? Принц наслаждается моментом своей власти?

— Как по мне, слишком сильно. Если я верю в то, что тут написано, он несколько раз встречался с мятежниками.

Она положила свою руку на его.

— Мне так жаль это слышать. Но я должна сказать, что если это правда, то я не удивлена. Ваш сын уже совершил предательство против вас.

— Он говорит, что имел на это причину.

— Всегда есть хороший повод для предательства.

— Скажите, императрица, зачем это вы отравили свою семью?

Она почти забыла, насколько чувствительными бывают митиканцы. Если б она хотела вскружить голову Гая, она б не забыла о мягкости в своём поведении.

— Я понимаю, вам хочется думать о нём лучше, — сказала она сладко. — Он ваш наследник. Но более чем одно предательство, противостояние против всего, что вы делаете… Он должен заплатить за свои преступления.

— Вы предлагаете мне казнить своего единственного сына?

Резкость мелькнула в тёмных глазах короля, предупреждение, что она недостаточно мягка.

— Конечно, нет! Тут нет простого ответа. Я не сказала, что есть. Но я забочусь о вас. О нас. Нашем будущем. И если Магнус встретит наш приезд силой, моя стража не будет колебаться и даст отпор. Я хочу мира так же, как и ты, но если лимерийский дворец восстанет, кровь прольётся.

— Спокойствие, — он подарил ей суровую улыбку. — Есть много слов, что связаны с вашим именем, Амара, но мир — это не одно из них.

— Почему нет? — вознегодовала она. — Зачем мне вредить новому драгоценному камню в крешийской короне?

— Почему вы приказали двадцати кораблям следовать за нами, останавливаться в каждом митиканском порту и обеспечивать, чтобы мы не встречали сопротивления?

— Потому что я осторожна. И вы согласились с этим.

Он вздохнул.

— Да, я знаю, мы должна помнить о повстанцах и о контроле.

Напряжение пропало из разума Амары, и она позволила себе расслабиться.

— Может быть, возвращение заставит Магнуса понять, что всё к лучшему. Что Митика будет сильнее, став частью Крешии.

— Прежде у меня не было сомнений, что мой сын придёт, что мы увидимся вновь с глазу на глаз, что он возьмёт на себя обязанности моего наследника с честью и гордостью. Но есть одна проблема, что это оттесняет, — Гай остановился и с прищуром посмотрел на Лимерийский берег. — Клейона Беллос. С того момента, как интриги маленького существа влились в нашу жизнь, кажется, между мною и сыном появился разрыв. Я вырастил его, но она сумела подкупить. Я был слеп, не видел этого прежде, но теперь. Он любит её, — он уцепился в перилла с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

— Он может любить её, но она любит его? — рассуждала девушка. — После всего, что случилось с её бывшим королевством, она может видеть в нём что-то, кроме врага?

— Это не имеет значения, любит ли она его. Безответная любовь остаётся любовью, — он покачал головой. — Когда я становлюсь старше, я понимаю выбор своей матери. Не прощаю его, но понимаю. Мой сын не знает, как сильно похож на неё.

Теперь уже в Амаре проснулось любопытство.

— В каком смысле? — спросила она.

Он не ответил.

Она нахмурилась, всё ещё надеясь вытянуть из него больше информации.

— Вы хотите сказать, что… когда-то любили кого-то так, как, вы уверены, Магнус любит Клео?

Губы короля превратились в мрачную линию.

— Неважно. Это было давно и не имеет значения.

— Это Альтия? — Амара никогда не встречала бывшую королеву, но видела её суровый портрет в коридорах лимерийского дворца.

— Нет. Не Альтия, — Гай вновь посмотрел на пергамент. Когда Амара думала, что он сказал уже всё сегодня, он вновь начал говорить, с грустью в его голосе. — Когда я был молод, моложе Магнуса, я побывал за границей. Я встретил девушку. Красивую, сложную, очаровывающую девушку. Мы спорили, обсуждали всё, что только можно представить, и она стала всем моим миром. Я хотел провести остаток жизни с нею, был уверен в этом. Но у моей матери были для меня другие планы — планы, что не принимали мою беззаветную преданность. «Любовь — это слабость», так она сказала. И её стоит уничтожить, иначе обманчивые, опасные существа используют эту слабость для собственной выгоды.

— Что случилось? — спросила Амара, приближаясь к Гаю, чтобы сделать вид, что утешает его.

— Моя мать вмешалась. Она отравила эту любовь словами и угрозами в темноте, даже не знаю, как, и вскоре любовь девушки стала ненавистью. В конце концов, она вышла замуж за другого, и у них были красивые дети.