Заморская Русь

Домашние Сысоя, пользуясь случаем, решились на крайние меры: положили его, чуть живого, на пути крестного хода. С пением через больного переступали отец Андроник, старый дьякон, певчие и пашенные мужики. Сысой открыл глаза, увидел над собой светлый лик с живыми сочувствующими глазами, слеза капнула ему на щеку, он уже не думал, к чему бы это, как вдруг толпа завыла и заметалась. Отец Андроник сунул под мышку крест, подхватил ризы и скакнул в сторону с рассыпавшейся по плечам бородой. На дорогу выскочил бык на коротких ногах с толстой шеей. Сысой от страха попытался встать на четвереньки. Бык, дыхнув мокрым в лицо, зацепил его рогами и швырнул под заплот.

Отрок пришел в себя на лавке под иконами. Все тело болело, мигала лучина, плакала мать. Баба Дарья, стоя на коленях и положив голову на лавку, безнадежно повторяла: «Господи, помилуй! Г-п-ди п-м-луй! Пр-сти прегрешения вольные и невольные!» Сысой же, будто в яви, увидел свой непрожитый день и понял, что не может умереть, не пережив его: то усиливаясь, то ослабевая при налетавших порывах ветра, моросил теплый дождь и все плотней прилеплял к мачте мокрый флаг. Сысою от всего того стало так грустно, что он попытался вздохнуть. В боку при вздохе что-то лопнуло, и стало легче. Он перестал стонать и хрипеть, прислушиваясь к удивительной ясности внутри себя.

– Отмучился Сыска, слава богу! – устало сказала мать без слез в голосе.

– Я живой! – возразил он и удивился громкости своих слов.

В доме засуетились, зажгли еще одну лучину. Феня приподняла дерюжку, прикрывшую сына: рубаха и лавка были залиты гноем, из прорвавшегося «горба» текло и текло.

В эту ночь незаметно отошла бабка Матрена. Потом в доме вспоминали, что, когда умирал Сысой, она сползла с печи с ясными глазами, потребовала медный котел, а в него воды из семи колодцев. Бросила туда четверговых угольков, нашептала, обрызгала правнука и сказала, что он будет долго жить. Затем бабка попросила сводить ее в баню. Снохи помыли старуху, одели в чистое. Напившись травяного отвара, она заняла любимое место на печи. Пока в доме радовались, что Сысою полегчало, про нее забыли, а когда хватились, старушка была холодной, но застыла с добрым лицом, вытянувшись, как в гробу, крестообразно сложив руки на груди.

Был у семьи на кладбище свой угол возле старой часовни. Наверное, один только Александр Петрович знал, где кто лежит, посылая сыновей менять подгнивавшие кресты. Ходили на кладбище всей семьей с малыми детьми. Старшие, прислонив заступы к соснам, трижды обходили могилы, касаясь в поклоне земли пальцами, поправляли осевшие холмики, потом расходились парами, проведать усопшую родню жен. Дарья Петровна наклонялась к иконкам на крестах, шептала через них в подземелье, спрашивала, как лежится покойным, потом говорила:

– Петра просит березку выдрать, что в головах выросла. Мешает.

Похоронив старушку, Семен, бывший на льготе, испросил родительского благословения, попрощался с живыми и мертвыми, откланялся на все четыре стороны и отбыл на дальнюю полевую службу в Киргизские степи.

Давно ли Егор, старший брат Сысоя, учил его играть на гудке? Но вот уже он прихорашивался после работ и пропадал до рассвета. По слухам, ходил не на молодежные вечеринки, а к поповской дочке. Отец Андроник привечал работящего парня из хорошей семьи, по праздникам певшего на клиросе, сам частенько захаживал в богатый дом и был не прочь породниться. Умер дьякон, Егор стал дьячить, и с ним все решилось: первый сын – Богу.

– Данилка! Вставать пора. Пригони коней! – Сысой слышал, как дед будит двоюродного брата, Кириллова сына, сам забирался поглубже под одеяло и досыпал последние сладкие минуты. Данилка потягивался, тряс головой, шуршал чирками. Рассветало. Он прихватил удочку – попробовать, не клюет ли на омуте. И вот нет его.

Дед, приглушенно ругаясь, уже неласково будил Сысоя:

– Пойди узнай, что до сих пор не пригнал коней?

Сысой поплелся к реке, качаясь и зевая до слез. Увидел, стоит Данилка с удой и таскает окуней. Подбежал. Куда девался сон:

– Дай половить?!

Получив удочку, как о пустячном, бросил через плечо:

– Дед ругается!

– Сейчас пригоним! – отмахнулся Данилка и стал советовать, как подсекать рыбешку.

Вот уже Федька бежит:

– Вы чо? Дед аж красный. – Увидев снизку с рыбой, простонал: – Дай пару раз закинуть!