Заморский рубеж

Михась двигался совершенно бесшумно, словно парил над землей. Он радовался жизни, ощущая приятное напряжение прекрасно работающих мышц, ровное и ритмичное биение своего сердца. В его походной сумке, находящейся сейчас в отведенной ему комнате в Башне оруженосцев, лежала красивая шкатулка из темно-красного дерева, содержащая в своем обитом синим бархатом лоне пару замечательных пистолетов, покрытых богатой серебряной насечкой. Михась даже засмеялся на бегу, вспомнив, с какой кислой миной вручал ему первый приз сэр Джеймс — предводитель компании джентльменов, считающих себя самыми ловкими и сильными в мире и даже придумавшими для обозначения собственной исключительности новое словечко «спортсмены». Разумеется, адмирал Дрейк не преминул произнести короткий спич на тему о превосходстве военных моряков над несчастными сухопутными собратьями, у которых нет ни малейшего шанса сравняться с великолепными флотскими хоть в чем-нибудь. Присутствовавшая на соревнованиях среди прочих дам леди Алиса, сменившая вчерашний гнев на милость, тут же подтвердила правоту адмирала, чем повергла в немалую печаль бравого кавалерийского полковника, явно добивавшегося ее благосклонности. Вероятно, вчера, после ухода моряков с ужина, полковник возымел некоторые надежды. Но сегодня ветреная красавица вновь резко переменила курс и явно намеревалась сдаться на милость победителя, то есть Михася (это была еще одна из причин, почему Михась немедленно по возвращении с соревнований выскользнул из замка и ударился в бега).

Впрочем, и полковник, и другие сэры спортсмены взбодрились после того, как сэр Джеймс, выслушав спич адмирала, заметил, что он не будет напрасно сотрясать воздух в бессмысленном споре, но весьма скоро адмирал вынужден будет признать ошибочность своих суждений, ибо завтра состоятся конные скачки, в которых, разумеется, ни у самого адмирала, ни у какого-либо другого моряка нет надежды на успех. Адмирал, который только и ждал подобного заявления, тут же предложил пари, что морской пехотинец, подчеркиваю, сказал он, пехотинец, но морской! — то есть все тот же капрал Майк Русс, обойдет в конных скачках не менее половины участников из числа сухопутных джентльменов.

К грандиозному пари тут же присоединились большинство из присутствующих. Понятно, что все они ставили на сухопутных. Адмирал остался в гордом одиночестве. Даже леди Алиса не решилась его поддержать. Скорее всего, она сделала это не от недостатка энтузиазма, а от недостатка средств.

Внезапно Михась среди птичьего щебета и шелеста листвы различил еле слышные звуки человеческих голосов. По-видимому, он приближался к этим людям, поскольку их речи звучали все явственнее и отчетливее. Михась не хотел ни с кем встречаться, поэтому уже было собрался свернуть на боковую тропинку, как вдруг понял, что оба голоса ему знакомы. Михась остановился, прислушался. Действительно, разговаривали двое: леди Джоана и сэр Джеймс. Михась прошел немного вперед, к тому месту, где дорожка делала резкий поворот, и осторожно выглянул из-за стволов деревьев. Дорожка выходила на небольшую поляну, в центре которой стояла изящная беседка. К перильцам беседки были привязаны две оседланные лошади, а на небольшой скамье друг напротив друга сидели джентльмен и дама в костюмах для верховой езды. Михась убедился, что правильно распознал их по голосам. Прячась за деревьями, дружинник, проклиная в душе ярко-красный цвет своего обмундирования, бесшумно приблизился к краю поляны. Михась не очень понимал, почему он решил подслушать чужой разговор. Вероятно, сработал врожденный инстинкт разведчика.

Голос Джоаны звучал взволнованно и, пожалуй, чуточку неуверенно:

— Поверь, Джеймс, я с детства высоко ценю твою дружбу. То, что ты сделал и продолжаешь делать для нашей семьи, свидетельствует о твоем благородстве и бескорыстии, каковые редко встретишь в этом мире…

— Джоана, дорогая моя Джоана, — перебил ее сэр Джеймс, — все это я не раз уже слышал из твоих уст. Пойми, не простой благодарности и не дружбы жаждет мое сердце. Я люблю тебя, люблю давно и страстно! Вот, смотри, я встаю перед тобой на колени. Я, спасший твой родовой замок от разорения! Ты должна стать моей, ибо ни один человек на земле не способен сравняться со мной по силе любви к тебе!

Он попытался обнять колени девушки. Джоана невольно отшатнулась, сделала шаг назад.

— Вот она, твоя благодарность! — с горечью воскликнул сэр Джеймс, медленно поднимаясь на ноги.

— Нет-нет, Джеймс! — Джоана сделала движение ему навстречу, но не протянула руки, как он, наверное, рассчитывал, а, напротив, прижала их к груди. —Ты — самый добрый, самый честный человек на свете!

— Слова, опять слова! — с трагическим пафосом произнес джентльмен. — Что же, в таком случае, мешает тебе ответить взаимностью самому, как ты выражаешься, доброму и честному человеку на земле?