Настя же, натянув поверх сапог сшитые из пластиковых мешков чулки, захаживала в такие места, где другие старухи опасались появляться. Парни в высоченных болотниках, конечно, портили ягоду и там, но все стоптать не могли, так что меньше чем по ведру Настя со мха не притаскивала. Нюрка тоже не боялась мокрющих мест, и иногда Настя замечала посаженный на верхушку усохшей сосенки ком мха, а где-нибудь неподалеку и согнутую спину товарки. Подходить друг к другу на мху, выхватывать из-под рук ягоду было не принято, и Настя сворачивала в сторону.
Осень шла богатая. В холодной кладовке добирался второй мешок клюквы, в кухне над печкой множились вязки черных грибов. Двухведерная кадушка была уже полна, и пожелтевшие лубянки доходили под толстым слоем смородинного листа. Со дня на день должна была приехать Леночка.
К концу сентября пошли заморозки, по утрам трава седела инеем. Грибы пропали, только городские ковыряли зеленухи и опят, которые Настя за тонконогость почитала поганками. Зато клюква размягчела и стала сладить, на нее слетелась вся птица, клики журавлей прорезали холодный утренний туман.
Настя с мешком за плечами возвращалась со мха. Издали она заметила, что верхушки яблонь в саду возле дома ходят ходуном. По тому как открыто, по хозяйски обтрясали яблони, Настя сразу поняла, что Леночка приехала.
Возле дома стояли сколоченные из бревен тракторные санки. На краешке санок сидел зять Володя и сосредоточенно курил. Увидав Настю, он поднялся.
— Вот и хозяйка! — сказал он. — А я уж хотел уезжать, не повидавшись.
Леночка, разроняв собранные яблоки, бежала из сада.
— Бабуля! А я ключей не нашла!
— Ты еще реже приезжай, так и вовсе позабудешь, и где ключи лежат, и где дом стоит.
Дома Настя первым делом стала затапливать печь. Раз приехала Леночка, значит, на столе должна быть драчена. В плите ее как следует не изготовишь.
Володя вытащил и уложил на санки оба клюквенных мешка.
— Негусто однако, — заметил он. Знал бы, что тут столько, Саню с трактором подряжать бы не стал.
— Бабушка, это что, все?.. — страшным шепотом спросила Леночка. — Тут только-только самим хватит! Я же тебе говорила, что в этом году за сданную клюкву сапоги итальянские дают.
— Ноги за сапогами не ходят, — сказала Настя. — Молода была, так зараз по полмешка приносила.
— Пять рублей ведь Сане отдал, — посетовал Володя. — Ему все равно, на тракторе сколько везти.
— Яблок возьми, — сказала Настя.
— К бесу яблоки, — вдруг оживился Володя, — ты баб-Настя, лучше скажи: лук родился?
— Родился. Возьми, сколько там надо…
За молоком и яйцами для драчены пришлось бежать к Нюрке. Сама Настя не справлялась уже с коровой, а в этом году и кур не завела. Только поросенка за пятьдесят рублей купила весной. Яичками, молоком и сметаной на скоромные дня приходилось одалживаться.
Леночка уныло ковырялась в сковородке. Уплывшие сапожки не давали ей покоя. Володька быстро, почти не жуя, глотал куски драчены.
— Эх, — сказал он вдруг, — такая знатная закусь и всухую пропадает!
Настя промолчала.
— Ну ладно, не жидись, — настаивал Володька. — Я же знаю, у тебя есть.
— Ты что ли привез? — хмуро спросила Настя.
Водка у нее действительно была. Целая еще непочатая поллитра. Но стравить ее Володьке Настя никак не могла. Пора уже навоз под будущую картошку в огород вывозить, это значит, идти к Ваньке-пастуху или к одноглазому Лехе в Андреево. А теперь, после постановления, мужики за деньги стараться не будут. Ныне к деревне без водки никуда. Не Володька же будет таскать навоз. И Настя осталась сидеть, не пошла за припрятанной бутылкой.
Володя понял, что угощения не будет.
— Жадная у тебя бабка, Ленок, — сказал он, вылез из-за стола и исчез в сенях.
Под окном затарахтел санькин трактор.
— Вы уже? — спросила Настя. — И не заночуете?
— Я останусь до завтра, — успокоила Леночка. — А Володя поедет. Ему с утра на халтуру надо.
Настя убралась с посудой, вышла в сени. Все двери: на улицу, в хлев, кладовку были распахнуты. Леночка, стоя посреди кладовки, сосредоточено запихивала в мешок заплетенные в косы вязки чеснока. Два мешка с луком уже стояли рядом с клюквой. Красный от натуги Володька, обхватив двумя руками кадушку с грибами, волок ее к саням.
— Кадушку-то куда? — тихо ахнула Настя.
— Не бойсь, никуда твоя кадушка не денется, — отдуваясь сказал Володя. — Сказал, что привезу обратно, значит так и будет.
Настя больше не вмешивалась и не помогала. Она только стояла и смотрела.
Встала на сани кадушка, рядом поместились три ведра пареной брусники и перевязанный старой юбкой короб с набранными Леночкой яблоками.
— Ой, тяжело как! — сказала Леночка. — Ведь в поезд не сядешь.
— Ничего, мужики на станции пособят, — успокоил Володя.
Он уселся на соломе рядом с вещами, обняв их сколько мог, чтобы не попадали от толчков, и кивнул ожидающему в тракторе Сане. Трактор дернул, санки, оставляя в земле две глубокие борозды, потащились следом.
— Как он там справится, бедный? — сказала Леночка.
— Грибы сушеные забыли, — словно отвечая ей, проговорила Настя.
— Ничего, они не тяжелые. Я завтра поеду — захвачу.