Замполит. Проклятый путь

С командиром роты беседовала женщина лет сорока пяти, делопроизводитель, Светлана Евгеньевна жена штабного подполковника. Она в первую неделю ознакомила меня с книгой штатно-должностного учета, записала мои данные туда и помогла с документами при оформлении на должность, за исключением одного казуса. Рапорт на общежитие не подписывал заместитель командира по тылу. Пришлось даже подключить своего начальника, полковника Златогирю. Но и его боевой зампотыл послал, как говорят, на три буквы. За дверью мне было неловко за такую ситуации, и перед своим начальником, которого я подставил под такой мат, и перед Светланой Евгеньевной, просившей за меня. Ничего, подумал я, земля круглая, ещё пересечемся.

Заместитель по тылу, полковник Уско был самым старым воином соединения, ему перевалило за пятьдесят, точнее было пятьдесят два года. Выглядел он старовато на шестьдесят пять, весь седой, исхудавше-сморщенный и невысокого роста, он пользовался особым уважением комбрига, так как последний был на десять лет младше своего зама по тылу. Генерал Храпин на многие поступки полковника Уско, который мог опаздывать на построения и совещания, закрывал глаза. Но когда у комбрига кончалось терпение, он гневливо кричал в духе «Берите носилки и несите этого старика сюда».

Итак, миновав неуставные отношения с прежним офицерским коллективом, я столкнулся с другой сложностью начала моей службы – отказом в офицерском общежитии. Благо в медроте была свободна одна палата в терапии для больных – там временно поселился я с разрешения начмеда бригады, капитана Калачана. Нужно было искать съемное жилье. Третьей сложностью было отсутствие своего рабочего кабинета или хотя бы рабочего стола.

Медрота, как и батальон материального обеспечения была тыловым подразделением и находились в прямом подчинении заместителя по тылу. Таким образом, я находился в подчинении комбрига генерал-майора Храпина, его зама полковника Моржова, начальника штаба полковника Горбова, заместителя по тылу полконика Уско, замполита бригады полковника Злаготиря, начальника медслужбы бригады капитана Калачана, командира медроты капитана медслужбы Махмудова. В общем, великое множество начальников не давало почувствовать себя начальником самому.

Тем более в моем подчинении формально было пятнадцать офицеров-врачей, в том числе женщин, на капитанских должностях, столько же женщин-медиков контрактной службы, и двадцать пять сержантов и солдат срочной и контрактной службы. С гражданскими лицами выходило шестьдесят человек, только один выбыл месяц назад – это был рядовой Баев, скончавшийся в госпитале от перелома основания черепа. Этот факт еще предстояло выяснить мне и, конечно, военной прокуратуре, занимавшейся расследованием.

Но первый мой визит к военным дознавателям был по делу нашей прапорщицы о причинении себе вреда, то есть членовредительства. И я вместе с ней отправился в военную прокуратуру, чтобы взять постановление об отказе в уголовном деле для военного госпиталя. Она была уже в летах и увлекалась алкоголем и якобы в состоянии опьянения поранилась ножом на рабочем месте случайно, при падении. Но ходили слухи, что ее поколачивал муж, с которым разводилась, и унижал на совещаниях ротный Махмудов. Два тирана довели маленькую женщину. Конечно, о статье доведение до самоубийства не могло быть речи, так как суицидальные действия военнослужащей автоматически приводили к уголовной ответственности по ст.332 УК РФ, то есть уклонение от обязанности военной службы путем членовредительства.

В медроте царила панибратско-попустительская атмосфера, поощряемая еще прошлым командиром роты. Офицеры сержантов-контрактников называли по именам. Одна разведенная женщина капитан медслужбы даже встречалась с контрактником. Военнослужащие по контракту обращались к офицерам, прапорщикам и зрелым женщинам-контрактникам на «ты». Исключение составляли начмед и командир медроты, следившие за соблюдением субординации, но почему-то только к самим себе. При этом на «вы» они никого из подчиненных не называли, не позволяло непомерно раздутое «Я». Многих они, мягко говоря, не уважали, а грубо говоря, немного тиранили. В общем, нарушали устав как могли.

Коллектив роты при знакомстве на совещании не воспринял меня всерьез в силу возраста, отсутствия опыта службы и наличия своего кабинета. Комнаты досуга в медроте просто не было. Поэтому моя служба проходила исключительно на ногах. И сводилась не столько к боевой подготовке, составлению расписаний занятий, проведению индивидуальных бесед, информирования и общественно-государственной подготовки, а больше к выполнению функций замначальника штаба, а попросту делопроизводителя и чистого замкомандира роты. Лишь иногда я проводил занятия по воспитательной работе в буфете, где принимали пищу больные. Медперсонал больных солдат неуважительно называл «калечами» видимо от слова калека. А «калеч» это не человек, «достойный» только самой грязной и тяжелой работы, связанной чаще с уборкой.