Жожо сидела в кровати и так крепко сжимала пачку, что страницы переломились. Она прочла совсем немного, но уже чуяла. Вот оно! Рукопись, которую она ждала, рукопись, которая возродит ее карьеру. Это была «Мими» номер два, только лучше. Она выручит за нее кучу денег!
Жожо взглянула на часы. Двенадцать. Поздно уже звонить Лили? Пожалуй. Дьявол!
В котором часу она встает, интересно? Рано, наверное. Ведь у нее маленький ребенок, значит, вставать приходится рано.
Слишком рано еще? Наверное. Жожо заставила себя подождать еще час, после чего сняла трубку.
ЛИЛИ
Я не дура. Еще до того, как Эма отбила у кружки ручку и нацепила на ухо наподобие серьги, я поняла, что Жожо не больно-то рада меня видеть. Я ее не винила. Катастрофа с моей книгой плохо отразилась на нас всех.
Но она взяла мою новую рукопись и пообещала прочесть ее «в скором времени». Потом я вернулась к Ирине и стала ждать звонка Жожо. Он поступил на другое же утро, в 7:35.
— Бог ты мой! — закричала она в трубку так громко, что Ирина слышала в соседней комнате. — Да это же настоящая книга! Называйте цену. «Докин Эмери» вперед других показывать не будем — они с нами плохо обошлись в прошлый раз. Можем пойти в «Тор». Они за такую книгу убить готовы, а дела у них сейчас идут хоть куда. Или, скажем…
План у меня уже созрел. Я не была уверена, что когда-нибудь напишу еще одну книгу; похоже, мне для вдохновения требуется пережить нечто ужасное, и откровенно говоря, я бы предпочла без этого обойтись. Но сейчас у меня была возможность обеспечить себя на будущее.
— Продайте ее, — сказала я, — тому, кто больше даст.
— Будет сделано! Сейчас же отправляюсь в ближайший ксерокс и тут же закажу курьеров, а потом станем сидеть и ждать, когда они начнут осыпать нас деньгами.
ДЖЕММА
Вернувшись с курорта, где я одуревала от халявных коктейлей, я не сразу поехала к родителям. Это произошло примерно через неделю — как в старые добрые времена. Когда я наконец собралась и заехала, мама протянула мне конверт:
— Тебе пришло.
На конверте было несколько зачеркнутых адресов, написанных один поверх другого. Сначала его отправили в «Докин Эмери», те переправили в «Липман Хейг», а уже оттуда письмо пришло на адрес моих родителей.
— Небось от поклонника какого-нибудь, — предположил папа.
Я и ухом не повела. Воскрешение к нормальной жизни, случившееся со мной на Антигуа, никак не отразилось на моем отношении к отцу.
Я вскрыла письмо.
Джонни. Джонни Рецепт. Никакого другого Джонни я не знала. И подпись: «С любовью».
У меня было такое ощущение, будто кто-то высверлил меня всю насквозь и наполнил блаженством. Он прочел мою книжку! Он меня не возненавидел! Он простил меня за то, что заполняла им паузы!
До чего же мне было стыдно…
Он хочет меня видеть!
А что я? Я непременно заеду к нему по дороге домой, вот что я. Последний год, даже больше, был для меня сплошным безумием — какие уж тут отношения? И наверное, мне хотелось дождаться, когда я снова стану собой, прежде чем начинать что-то серьезное. Думаю, поэтому я и с Оуэном сошлась: имея Оуэна, я могла не форсировать событий с Джонни. Оуэн был для меня вроде громоотвода.
Впрочем, никаких угрызений относительно Оуэна я не испытывала; я исполняла для него ровно такую же роль.
Тут я увидела дату на письме Джонни и ужаснулась. Девятнадцатое марта — полтора месяца назад. Все это время письмо путешествовало между издательством, агентством и моими родителями. Мне вдруг срочно понадобилось уехать.
— Ну, что там? Действительно от поклонника? — спросил папа.
— Вот что, я поехала.
— Но ты же только вошла!
— Я еще вернусь.