Замурованная царица. Иосиф в стране фараона

В мемфисском дворце фараонов необыкновенное оживление. По обеим сторонам широкой аллеи сфинксов, в перспективе которой, закрывая собою горизонт, виднеются гигантские массивы великих и малых пирамид, снуют толпы рабов из всех известных тогдашнему миру народностей, черные как уголь обитатели земли Куш, смуглобронзовые шазу из священной страны Пунт, рабы из Финикии, Ассирии и Вавилона, суетясь около коней и колесниц своих господ, мацаи – полицейские, охраняющие древками длинных копий аллею сфинксов от напирающей на нее толпы египтян, сбежавшихся ко дворцу в ожидании какого-то неизвестного зрелища, – все это показывало, что в самом дворце за массивными колоннадами и высокими пилонами, в «палате крокодилов», где находился трон фараонов, происходило что-то необычайное.

Действительно, в «палате крокодилов» происходило великое совещание фараона Апепи со всеми мудрецами земли египетской по случаю необыкновенного события.

Против главного входа в «палату крокодилов», несколько отступя от задней стены, на возвышении в семь ступеней виднеется золотой, испещренный драгоценными камнями трон фараона с восседающим на нем владыкою Верхнего и Нижнего Египта. Фараон Апепи, преемник фараона Апахнана семнадцатой династии царей египетских, ввиду важности совещания украшен всеми знаками царского величия. Над бронзовым лицом его, словно лицом молчаливого сфинкса, горит в огнях полуденного солнца двойной венец Египта, отбрасывая от вкрапленных в него самоцветных камней целые снопы лучей всех цветов радуги. Задумчивые глаза фараона ни на кого не смотрят. Их, казалось, приковал к себе вид великих пирамид, силуэты которых выступают на горизонте в широком просвете пилонов дворца. По обеим сторонам трона возвышаются массивные изображения Правосудия и Истины, осеняя голову фараона своими крыльями. За троном, на задней стене, изображения крокодилов Верхнего и Нижнего Египта, как бы оберегающих покой владыки страны Нила. Несколько впереди трона, почти у ног фараона, стоят: у одной – сфинкс, эмблема мудрости, у другой – лев, эмблема мужества. Двенадцать эрисов, или военачальников, головы которых украшены страусовыми перьями, стоя по бокам трона, медленно, в такт, машут опахалами над головою своего владыки. Впереди эрисов, тоже по бокам трона, стоят хорошенькие смуглолицые мальчики, дети из жреческой касты, держа в своих маленьких ручках кто золотой скипетр фараона, кто его лук, кто копье, боевой серп и другие знаки царского достоинства. На ступенях, ведущих к трону, как бы у ног отца, восседают три маленьких царевича с «локонами юности» на щеках, а четвертый царевич, старший сын фараона Апепи, сжигает перед царственным отцом благоухания священной земли Пунт.

Далее, вдоль боковых стен «палаты крокодилов», разместились все сановники двора фараона, все верховные жрецы и мудрецы земли египетской с громкими титулами: ерпа – наследственно-великие, ха – князья, сет – светлейшие, семер-уат – доверенные, мур – предстоящие, сехат – просветители, емхет – состоящие при особе фараона, хир-сешта – «учители таинственных наук», «учители тайн неба», «учители тайн земли», «учители тайн бездны», «учители таинственных слов», «учители тайн священного языка», весь цвет знатности и мудрости египетской. Все это стояло неподвижно, словно истуканы, с опущенными долу глазами, которые не могли быть подняты до высоты фараона, пока царственный сфинкс молчал.

Но вот сфинкс пошевелился на троне и поднял правую руку. Глаза всего сонма присутствующих обратились к трону.

Уста царственного сфинкса наконец открылись.

– Я – Озимандий, – заговорил он глухо, – царь царей, владыка Верхней и Нижней земли, гроза вселенной, я, великий фараон Апепи, сын Амона-Ра, отца моего, обращаю к вам слово свое. Внемлите глаголу фараона, все высокие мужи земли египетской!

Словно вздох исполина пронесся по всему собранию – это вздохнули предстоящие, ожидая чего-то великого и страшного.

– Мне было два видения, – продолжал фараон, вдыхая в себя тонкий аромат курения. – Спал я на ложе своем и видел сон. Стою я при береге Нила и вижу: выходят из воды семь коров, видом добрые и тучные, и стали пастись по берегу. Тогда вышли из реки еще семь коров, худые видом и тощие телом и тоже стали пастись по берегу вместе с тучными коровами. И вдруг вижу: худые видом и тощие телом коровы поглотили семь коров, добрых видом и тучных телом, словно бы их и не было, исчезли в утробах тощих. И я проснулся.

Фараон умолк, и все молчало. Слышно было только тяжелое дыхание присутствующих, да с карниза пилонов слабо доносилось воркованье голубя. На лицах предстоящих заметно было глубокое смущение: все старались, по-видимому, вникнуть в смысл сновидения фараона, обводившего глазами сфинкса все собрание.

Наконец он продолжал, вперив взоры в силуэты далеких пирамид: