Замурованная царица. Иосиф в стране фараона

– Служительница великого бога! – обратился потом жрец к Асенефе. – Подай серп адону фараона.

Дрожащею рукою девушка протянула серп. Иосиф бережно взял его, причем рука его коснулась похолодевшей от волнения маленькой ручки Асенефы, и он почувствовал такой сладостный трепет во всем теле, какого не испытывал даже тогда, когда фараон надевал ему на палец царский перстень.

– Срежь пучок священных колосьев и подай их богу, – смутно услыхал он голос жреца.

Но проголодавшийся бог, не в силах будучи дольше ждать, сам было протянул морду к снопу; но жрец быстро сунул ему в нос кадильницу с дымом, и бедный бык сердито замотал головой, а потом нагнул ее, чтоб бодаться, но в этот момент Иосиф, заметив, что может произойти публичный скандал, если бог станет бодаться, как бы не признавая Иосифа достойным священной миссии, торопливо срезал пучок колосьев пшеницы и сунул их в морду разгневанному богу, который тотчас же умилостивился и стал жадно жевать сочную пшеницу.

– Бог принял жертву! Бог принял колосья! Бог жует! – послышались радостные возгласы в толпе.

– Бог признал адона великого фараона, хоть он и иноверец, – перешептывались между собою жрецы, – в нем есть нечто от семени бога Хормаху и Изиды.

Но проголодавшийся бог, не успев прожевать данных ему Иосифом колосьев, жадно потянулся мордой к самому снопу, который продолжала держать Асенефа, и чуть не повалил взволнованную и оторопевшую девушку.

– Ай-ай-ай! – испуганно вскрикнула она, отступая.

Иосиф хотел было схватить жадного бога за рога, не подозревая, какой страшной опасности мог сам подвергнуться от фанатической толпы, которая приняла бы его неосторожный поступок за оскорбление божества; но в этот момент находчивый верховный жрец сунул к самой морде священного животного жертвенное блюдо с дымящейся курением кадильницей, и бык тотчас же попятился назад, сердито замотав головой и намереваясь, по-видимому, бодаться.

– Бог гневается! Бог бодается! – послышался испуганный шепот в толпе.

– Он требует еще жертвы, – пояснил жрец.

И Иосиф, не желая оскорблять верований невежественного народа, снова срезал со снопа несколько колосьев и подал их проголодавшемуся быку.

Жрецы снова запели гимн, и процессия двинулась обратно к храму. Асенефа снова пошла впереди со снопом пшеницы и с серпом, возвращенным ей Иосифом, за ней верховный жрец с курениями, а потом и сам бык, по-видимому, с радостью возвращавшийся в свой величественный храм с пилонами и кариатидами в виде гигантских женщин с бычачьими головами, где его ожидало излюбленное стойло за пурпуровою занавесью, наполненное любимым им кормом – сочными листьями молодого маиса.

Толпа хлынула за процессией, оглушая воздух радостными криками.

– Бог был милостив! Добрый Мневис пошлет нашим полям хороший урожай!

Верховный жрец, зная, что Иосиф, как иноверец, не войдет в храм Аписа-Мневиса, не доходя до пилонов храма, передал кадильницу другому жрецу и пригласил Иосифа и его свиту в свой дом, который составлял одно из крыльев храма, окруженное колоннадою и осеняемое густолиственными сикоморами. Но гул толпы долго еще слышался на площади, особенно около грандиозного обелиска фараона Усуртасена.

IX

– Ах, глупая девочка! О чем же ты плачешь? – говорила мать Асенефы, гладя курчавую головку своей дочери, которая плакала, уткнувшись личиком в колени матери. – Ну скажи о чем?

– Я не знаю, мама, – отвечала девочка, всхлипывая.

– Как не знаешь! Вот глупая! Разве ты его не любишь?

– Не знаю… Я тебя люблю…

– Вот новость! А его не любишь?

– Отца люблю… брата люблю…

– А его?

– Не знаю, мамочка!

– Как же ты согласилась быть его женой? Ведь ты сама согласилась?

– Сама… Я каждую ночь видела его во сне с того самого дня, как отец рассказал нам о снах фараона и как он… Иосиф, истолковывал их и как фараон надел на него золотую цепь… Я видела во сне, что он ловит… и на руках носит… и…

– Ну и что «и»? – улыбнулась старая египтянка.

– И целует.

И Асенефа разрыдалась еще больше.

– Ах, дурочка моя! – силилась приподнять ее головку жена Петефрия. – И тебе не нравилось, что он тебя целует?

– Не знаю, мамочка.

– Ах! Опять «не знаю»! А тоже называется «женой»… Какая ты жена! Ты девчонка, и больше ничего. Значит, ты его не любишь… Так он тебе и не будет мужем…

– Ах нет, мамочка! – встрепенулась дочь Петефрия, бросаясь матери на шею.

– О-о! – протянула мать Асенефы, лукаво улыбаясь. – Понимаю… О чем же ты ревешь?

– Зачем он уехал! Зачем так скоро!

– Э! Вот оно что, – покачала головой жена Петефрия. – Ему, милая, нельзя было не ехать: он должен осмотреть весь Египет… Он заменяет фараона… Он должен распорядиться, чтоб не было в Египте голода. А потом воротится и возьмет тебя уже совсем в свой дом, ко дворцу фараона… Я только удивляюсь, как такой мудрец мог полюбить такую дурочку, – с любовью гладила мать головку своей дочери, – ах ты, мой маленький адон, мой глупенький псомпфомфаних земли египетской!