Замурованные. Хроники Кремлевского централа

— Лень и отсутствие с детства системного подхода. У меня есть несколько начатых книг, но не хватает терпения их закончить

— Любимый поэт?

— Всеволод Емелин. Злоба дня и глубоко. А несовременниками никогда не увлекался.

— Любимый афоризм?

— Демократия — это пространство договоренности вооруженных мужчин. Бенджамин Франклин.

— Почему у тебя везде в социальных сетях вместо фотографии злой заяц?

— Это автономный заяц. Мне этот рисунок прислала Евгения Хастова.

Суббота

111020, Москва, Лефортовский вал, д. 5, ФБУ СИЗО-2 ФСИН РФ (Письмо возвращено отправителю в связи со смертью получателя):

Здравствуй, моя родная!

Очень сыро в душе и в камере. Когда совсем прижимают стены, начинают душить слезы. Но вспоминая тебя, как ты стойко, с улыбкой борешься со своей болезнью, я начинаю презирать в себе слабачку. Мы часто ссорились, всегда была виновата я. Прости. Здесь негде ходить, можно лишь стоять, сидеть и не всегда лежать. Как страшно не ходить, а ты ведь несколько лет не встаешь с постели. Но знаешь, родная, за последние месяцы ты стала для меня ближе, как никогда. Все это ерунда. Мы справимся. Будем держаться вместе, всем назло. Мне даже сложно представить, как тебе тяжело. Но за меня не волнуйся, ничего плохого не случится, меня охраняют. Друзья делают передачи, я давно не ела так вкусно. А ведь как мы с тобой давно не виделись.

Взяли меня рано утром, весь день как в тумане. Я держалась хорошо. Не плакала. Меня не обижали сильно. Да и зачем? Я ведь человек маленький, хоть и гордый. Не знаю ничего. На квартире всё изъяли, теперь забрать можно будет только после суда. Даже все книжки забрали.

А я здесь даже спортом занимаюсь, выйду офигенно красивая, так что пусть злословные людишки не рассчитывают, что я тут стану страшной, слабой и испорчусь. Я стану сильней! Всем врагам назло! Русская женщина — как русская березка. Гнуться может — сломать нельзя.

Кроме тебя и Никиты больше у меня никого. Вчера меня возили в суд на продление сроков содержания под стражей. Я до последнего надеялась, что меня отпустят. Вот дурочка. Переживала, сердце дрожало, а когда оставили под стражей, словно отлегло. Стало тупо пусто и спокойно. Лишь мысль, что наша встреча немного отсрочится, нудно свербит в душе. Не верь всему, что про меня говорят. Твоя дочь не убийца, она просто живет по совести и любит Родину. Если Бог любит чистосердечных, то мы скоро будем вместе. Очень волнуюсь за Никиту, нисколечко не сомневаясь в его духе.

Когда после суда повезли обратно, то я при погрузке начала всматриваться в лица попутчиков. Но что я могла разглядеть в темноте отсека для заключённых? Да и конвой поторапливал, запихивая нас в «стаканы» воронка. И в тот момент, когда я уже собиралась скрыться за глухой дверью этой железной будки, меня окликнули:

— Женя!!!

Я обернулась, возможно, излишне резко. Аж отскочил конвоир. Передо мной стоял, подпирая потолок, светловолосый парень. Всю дорогу до «Матросской тишины» мы общались. Конвоир оказался понятливым и даже на остановках отпирал меня, чтобы мы могли видеть друг друга. Как оказалось, он сидели какое-то время с Никитой, поэтому о нем только и говорили.

— Он очень сильный духом!

— Я знаю!

— Он очень мужественный!

— Я знаю!

— Он один из лучших, кого мне довелось повстречать!

— Он лучший из тех, кого довелось встретить мне!

Он рассказал мне, как жил с Никитой. Чем тот занимался. О чём думал. Он не считал мои вопросы глупыми или пустыми, и с радостью, во всех подробностях поведал мне о быте самого дорогого и близкого мне человека. Я очень благодарна ему за это. Пусть эта «таблетка» лишь на мгновение заглушила ту тоску и боль разлуки, которая живёт во мне уже полгода, но в это мгновение я была счастлива. Как же относительно это чувство. Иногда на нас сыплются все блага мира, и мы грустим. А порою какая-то ерунда, казалось бы, мелочь, а мы счастливы. На воле, когда мы были рядом и я могла в любой момент обнять его, над счастьем нам приходилось трудиться. Сейчас 15 минут рассказа о нём, без возможности даже получить от него письмо, посмотреть ему в глаза, а я счастлива…

Уже в камере, когда я засыпала, у меня перед глазами всё стоял и стоял этот парень. Который, смеясь и радуясь нашей случайной встрече, рассказывал мне о муже. Он, так же смеясь, говорил о том, что, возможно, совсем скоро услышит свой приговор — от 20-ти лет и выше. Он сказал: «Мне, в общем-то, всё равно, пожизненный срок или нет». А я кричала, перекрикивая мотор автозака: «Мне не всё равно!». И очень хотелось плакать, но слёзы текли куда-то вовнутрь…

Целую тебя, мамочка!

Твоя Женя.

Четверг