Замурованные. Хроники Кремлевского централа

— Вот она! — скрежетнул пломбами Пичугин, свесившись с пальмы.

— Кто такая?

— Оля Костина, которую я-де по поручению Невзлина заказал. Причем взрывали ее достаточно странно: по месту жительства мамы рванули хлопушку возле мусоропровода.

— А мотив?

— Костина работала в ЮКОСе, ее выгнали оттуда за профнепригодность. После нас она ушла в мэрию, где заявила, что Невзлин ее домогался и уволил за неуступчивость. Ха! Где она и где Невзлин! Страшная, как моя жизнь, а возле Невзлина всегда такие девки были, что…

— Ты от темы не отклоняйся, Алексей Владимирович.

— Ну да. За нее зацепился Сечин и компания и сделали из этой дуры диссидентку, преследуемую ЮКОСом.

…26 июня. День рождения Ходорковского. Душой Пичугин с Михаилом Борисовичем. Это скорее преданность, чем просто солидарность. Вечерние «24 часа» по РЕН-ТВ показали салют группы поддержки возле читинского СИЗО и озвучили единственное официальное поздравление за подписью Чубайса:

«Уважаемый Михаил Борисович!

Поздравляю Вас с днем рождения и желаю Вам, прежде всего, крепкого здоровья, ведь именно оно понадобится Вам, когда Вы покинете место своего заключения. Не сомневаюсь, что этот день непременно наступит, и Вы еще очень многое успеете совершить. Желаю еще больше стойкости, сил и терпения Вам и Вашим близким».

— Сволочь! — взвыл Алексей. — Провокация!

— Отчего же провокация? — недосообразил я. — Сам говоришь, что даже Старовойтову вместе заказывали. Все с вами ясно.

— Рыжий пидор! Это провокация для дискредитации Ходорковского!

— Не усложняй, Алексей. Анатолий Борисыч за дружбана переживает, а ты ругаешься. Мужества Чубайсу не занимать. Так открыто, правительственной телеграммой поздравить твоего шефа… Глядишь, вас с такой поддержкой действительно всех скоро нагонят.

Лень, пустота, усталость. Неужели выдохся? Однако быстро. Еще и года не прошло. Вроде время только входить во вкус. Хотя, если разобраться, навалилось одно на одно. Пост приходится нести лишь на овощах и орехах, лето — три месяца застоя, коллектив поднадоел. Да и сама обстановка отдает напряженной обреченностью, которую сдерживают только пост и молитва. Нервяк, как искра, пробивающая из мягкого, теплого и пушистого свитера. Так же и здесь, все на улыбках, на смешках, но коротит часто и конкретно. Да и есть с чего. Игорь Лосев — завсегдатай местных оперов, а роль барабана легко дается не каждому. Тяжелая эта роль, паскудная, но кроме брезгливого сочувствия ничего большего из души не вынимает, как гадливая жалость к бездомным шелудивым псам.

У Игоря — «вилы»! За пять трупов двумя судами «по зеленой» двенадцать лет, из которых четыре уже взял, подельников сдал, а, значит, милицейская страховка жизни и здоровья заканчивается за порогом 99/1. Вот и сидит Игорек на единственном для него в этом мире островке безопасности. В кратких перерывах между чтением духовной литературы Лосева неожиданно пробивает вслух ностальгия о «шаболдах», «сигарах» и любимом «кадиллаке». Но на самом интересном месте резко уходит в себя, и в хате раздается мерное шуршание страниц молитвослова. Последнее время мысль о неотвратимости приближающегося этапа бьет Игоря по нервам. Споры и разговоры нередко выходят за рамки взаимоуважения. Все чаще скатываемся на личное, что я с удовольствием поддерживаю: выплеск раздражения доступней водки. Правило жесткое: ни одно слово не должно оставаться без ответа, даже намек на хамство не должен зависать в воздухе. Немедленный ответ — сильней, грубей, остроумней.

Алексей Пичугин в ожидании приговора. Держится молодцом, как-никак корячится «пыжик». Для Алексея четыре года Лефортова и нашего централа даром не прошли: легкая, но броская дрожь подбородка. Рассвет Алексей встречает молитвой, далее — гимнастика, завтрак, суд, к двадцати трем уже спит. По-человечески к Алексею нельзя было не проникнуться глубоким уважением и сочувствием. По-граждански — ощущения резко противоположны. Мировоззрение Пичугина, сложившееся к его сорока пяти, похоже на размытые штампы разных организаций, где ему довелось послужить-поработать — от Новосибирского училища внутренних войск до ЮКОСа. Получился гремучий историко-философский чекистско-либеральный гибрид, круто сдобренный казацко-местечковым колоритом.