– Все равно, пара. Значит, двое похожих… Говоришь, замком заскрежетал? Может, просто проверял: закрыто или нет?
Он подвигал ручкой двери.
– Такой был звук?
– Не знаю, я сразу же побежала тебе звонить.
– Умничка. А тоя, кажется, все причины для прихода к тебе исчерпал. Уже думал: может, сантехником прикинуться?
– Электромонтером! – прыскает Евгения.
С приходом Аристова ей сразу стало спокойно, так что она расслабилась и привычно грубит ему…
– Ты перед приходом мента чем занималась? – спрашивает он.
– Ничем. Собиралась идти чистить зубы, и в постель.
– Вот и продолжай делать то же самое. Я тебе не мешаю.
Сквозь журчание воды ей слышится далекий звонок, но Евгения не обращает на него внимания. Мало ли кому могут звонить в этом многоэтажном улье?
А когда она выходит из ванной, Аристова в квартире не обнаруживает. Чувство глубокого разочарования охватывает ее: ушел, даже не простился! И дверь не закрыл. Конечно, разве не она сама постоянно твердила ему, что семья должна быть на первом месте? Но что это за голоса в коридоре? Она осторожно выглядывает на лестничную клетку. Аристов разговаривает о чем-то с мужем Кристины. Евгения облегченно вздыхает и идет стелить постель.
Теплое чувство к Толяну опять пробивается через рогатки, надолбы и танковые рвы, которые она понастроила, чтобы не пускать его в свою душу. Но разве можно сдержать стихию?.. Она надевает свою лучшую ночную сорочку воздушную и кружевную – и ложится в постель с книгой в руке.
– А мне можно почистить зубы? – наконец заглядывает в комнату Толян.
С губ Евгении готово сорваться: "А кто тебя здесь оставляет?", но она благоразумно сдерживается.
– Твоя щетка – красная.
– Понял!
Несколько минут спустя он заходит и садится на край кровати.
– Знаешь, я как раз уходил из дома, когда ты позвонила.
– Куда?
– Пока к другу. А дальше – я не думал.
– Хочешь сказать, ты уходил насовсем?
– Насовсем… Мне нужно с тобой поговорить.
Его тон настораживает Евгению, заставляя сердце болезненно сжаться. Сейчас он скажет, что не любит её и между ними все кончено! Но разве не она сама этого хотела!
– Почему-то мы никогда не успеваем сказать друг другу всего, чего хотим…
– Может, потому, что слова для нас – не главное?
– Это так, – соглашается он, – но наша с тобой психика после всевозможных жизненных потрясений не совсем здорова. Мы – чересчур впечатлительны, чересчур мнительны и боимся доверять самим себе.
– Я тоже всегда от этого мучаюсь, – грустно кивает Евгения.
– Вот видишь! А слово, сказанное наспех, на бегу, может неверно и истолковываться.
– Для серьезного разговора мне, пожалуй, тоже лучше встать.
– Нет, ты лежи, а я буду сидеть. Если я подвинусь хоть чуточку поближе, то опять не успею сказать тебе всего.
– Давай, поговорим, – Евгения садится и кладет подушку под спину. – Расстояние между нами осталось то же, но разговаривать мы сможем на одном уровне!
Аристов невольно скользит взглядом по кокетливому вырезу ночнушки, а Евгения будто невзначай прикрывается одеялом.
– Ты обиделась на меня тогда, помнишь, когда я сдуру начал говорить, что не дам Нине развода.
– После того, что между нами было, я восприняла это, как оскорбление.
– Прости! – он на секунду подносит её пальцы к своим губам. – Тогда ты меня не дослушала, я вовсе не это хотел сказать. Точнее, не только это… Я не оправдываюсь, а только хочу объяснить. Двадцать лет я прожил с женщиной, которая добросовестно старалась быть мне хорошей женой. А я, неблагодарный, все хотел от неё чего-то другого, чего она так и не смогла понять! Нина хороший человек, но однолюб. Она так и не смогла полюбить меня, а семья без любви – это союз двух ремесленников. У них есть свои обязанности, свое место в жизни друг друга, но и только. Человека, который не хочет этого понять, супруга может просто возненавидеть! Я сам во всем виноват. Не мог понять, что сердцу не прикажешь! Я ждал благодарности, ведь с моей стороны женитьба на ней была жертвой! Так, я думал, как будто люди – шахматные фигуры, которые можно расставлять на доске по собственному усмотрению!
Он потер переносицу, вздохнул и произнес:
– А тут ещё вернулся Роман. Мне казалось, он не стоит и мизинца на моей ноге, а Нина бросилась ему навстречу, забыв о подлости по отношению к ней. Я точно знаю, у него просто разгорелись глаза. Он сам, с женой и двумя дочерьми, до сих пор живет в коммуналке, а тут – полная чаша, взрослый сын и женщина, которая его обожествляет. Отдать всё, чего я добился своим горбом в руки негодяя и женщины, не помнящей добра? Во мне боролись два человека: один – крестьянин, который не хотел отдавать нажитого в чужие руки, а другой – человек, перед которым открывалась другая жизнь. Надо было просто решиться и бросить всё. Начать жизнь сначала! Там – риск, тревога, беспокойство, здесь – привычный уют, налаженный быт… Все мы бываем трусливыми.
– Так кто же из этих двух людей всё-таки победил? – спрашивает Евгения.
– Победил второй, – улыбается Толян. – Я рассказываю тебе всё, чтобы ты знала, как я сражался с самим собой. Начинать жизнь сначала – разве это не здорово?
Он улыбается уголками губ.