– Здравствуйте, в вашей хате! – шутит она, открывая дверь. – Как вам понравился интерьер?
– Выполнен с большим вкусом.
– Спасибо, – довольно говорит она, опускаясь в кресло, – я, знаете ли, когда в университет поступала, до последнего раздумывала, куда мне идти: в экономисты или в дизайнеры? Эти акварели я на нашем Арбате выбирала. Согласитесь, написано ребятками небесталанными. В принципе, и фирме они обошлись недорого, и помогли талантливой молодежи дожить до стипендии или до родительской зарплаты. .А как вам бар?
– Вы имеете в виду тот, что в кафе? – спрашивает Евгения, подбирая слова. – Но же в него не заходили.
– Я имею в виду ваш бар. Тот, что куплен на, так сказать, представительские деньги.
Евгения уже откровенно ничего не понимает.
– Мой бар? Представительские?
– Ладно, не буду вас больше мучить! – она отодвигает в сторону с обычной полки вазу с шефскими гвоздиками, пустую хрустальную пепельницу и открывает незаметную за ними дверцу.
– Вот это да! – ахает Евгения – А как же ваш сухой закон?
– Так я же говорю вам, представительские! То есть, на случай, если к хозяину кабинета придет важный гость. Разве главный бухгалтер – не важный?
– Важный. А там и рюмки есть? – Евгения пытается заглянуть в шкаф поверх её плеча.
– И рюмки. И посуда. – Ирина открывает другую дверцу – этакий мини-сервант. – Есть и где эту посуду помыть.
– Я видела. А спальни здесь нет?
– Спальни нет. Есть комната отдыха, но в кабинете у шефа. Хватит словес! – решительно говорит она. – Пора знакомиться!
Вынимает из кармана юбки апельсин и большую шоколадку.
– Пожалуй, коньяк-это круто. А вот "Мадеру" можно попробовать.
– Сюда никто не зайдёт?
– Валентин Дмитриевич такой привычки не имеет. Он предварительно звонит… Я у вас первый гость или к вам уже кто-то заходил?
В её голосе звучит плохо скрываемый интерес.
– Были. Начальник охраны пытался преподать правила дурных манер.
– Он вам понравился?
– Как может понравиться такой хам?!
У Евгении мелькает мысль, не слишком ли она откровенничает с незнакомым человеком, но её возмущение манерами Эдуарда Тихоновича так велико, что она не хочет отказать себе в удовольствии высказаться по этому поводу. В конце концов та, кто увлекается подобным мужчиной, должна быть готова к тому, что не совсем другим женщинам он может понравиться!
– Кому поп, кому попадья… – неопределенно говорит Ирина и вдруг, будто открывается клапан котла, и горячий пар со свистом вырывается наружу – так начинают клокотать в ней эмоции. – Я – идиотка! Круглая дура. Знаю ведь, что он за человек, но с каждой, вновь появляющейся женщиной я стараюсь сойтись накоротке, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию и выведать, не положила ли она глаз на дорогого сердцу Эдика?! Это как болезнь, от которой нет лекарства: хочешь – горькую пей!
По щеке её скатывается слеза.
– Я же видела, как он на вас смотрел! И подумала: ещё одна!.. Вы его выгнали?
– Я вежливо попросила его покинуть кабинет.
– Теперь он станет вас преследовать, пока не добьется своего… Так было и со мной.
Она задумывается. Какая-то мысль её тревожит, но она пока её не высказывает.
– Не замужем?
– Разведена. – Евгения намеренно не уточняет, что тому событию меньше месяца.
– Значит, препятствий нет, – бормочет Ирина, будто в забытьи.
Евгении становится жалко её.
– Если вы обо мне, то ошибаетесь, у меня есть жених. Он не посмотрит, что ваш главный охранник – такой шкаф, наподдаст, мало не будет! – совсем по – детски хвастается она.
И удивляется, как на глазах оживает от такого пустяшного заверения убитая горем женщина.
Вот тебе и Ларошфуко! Выходит, не про русских он сказал, будто умный не может быть влюблен как дурак. Это француз не может, а русский не только может, но ещё и других успокаивает: любовь зла – полюбишь и козла! Так-то!
– Ты меня презираешь? – безо всякого перехода обращаясь на "ты", спрашивает у неё Ирина.
– Жалею, – честно отвечает Евгения.
Главный бухгалтер открывает штопором бутылку и разливает понемногу в бокалы.
– Приспичило шефу референта завести, – грустно говорит она. – Неужели на эту должность мужика не нашлось!
– Что ты себя обманываешь ?! – Возмущается Евгения, тоже отбросив "выканье". – Разве дело во мне?
– Я знаю, в нём!
– Ничего ты не знаешь! Все дело – в тебе! Ты по своей сути рабыня, и если не сможешь себя пересилить, у тебя всегда будет хозяин, ты всегда будешь пребывать в аду ревности и скрипеть зубами от бессилия.
– Откуда ты это знаешь? – удивляется Ирина её неожиданному мудрствованию.
– Мне объяснил один умный человек. Форма рабства ведь разные бывают. Такая, как у тебя – самая мучительная. Та, что была у меня, самая разрушительная.
– И ты вылечилась? – с надеждой спрашивает её нежданная наперсница.
– А как ты думаешь? – спросила она.
Глава десятая
"Кончается лето, кончается лето!
Осталась каких-нибудь пара недель…"
Это поет Виталий. На что там он намекает?
– Ты уже была на море?
– Увы, – вздыхает Евгения, – да и от самого лета осталась не пара недель, а всего четыре дня. И ничего не светит!
– Как сказать. Я вон тоже не был на море, а надежды не теряю.
– Тебе легче. Ты – себе хозяин, а я?