– Мы же ровесники.
– Дело не в возрасте. Не хватает свежести восприятия. Наверное, бизнес что-то в человеке выхолащивает.
– Извините, Валентин Дмитриевич, я всё забываю спросить у вас насчет юриста.
– У меня тоже, честно говоря, всё руки не доходят. Вроде, есть пока приходящий, но он не сегодня-завтра надолго уезжает, так что хочешь-не хочешь… Всё же я хотел бы в начале познакомиться. С ним или с нею?
– С нею. Это моя подруга.
– Случайно, не Надежда?
– Она. Я и забыла, что вы знакомы.
– Я помню тот арбитражный суд… Как она нас тогда покусала!
– Значит, на работу вы её взять не захотите?
– Почему же, нам как раз нужны зубастые юристы! Пусть заходит, поговорим!
– Спасибо.
– Пока не за что.
Она идет по коридору к себе и думает, что её начальник интеллигентный человек, и она рада будет с ним работать.
Евгения открывает кабинет и морщится от запаха тления. На этот раз цветы – она даже не знает им названия – хозяйки не дождались. Поставили их, очевидно, в пятницу. Ну откуда мог знать он, что референт на день отпросилась… Она выходит в коридор и бросает цветы в урну в женском туалете, чтобы было не так наглядно, а потом включает в кабинете кондиционер – очистить воздух. Садится и начинает работать.
А в двенадцать часов приходит Надя. Она непривычно робко переступает порог кабинета и оглядывается.
– Ни фига себе! По-моему, даже у директора нашего института кабинет похуже.
– Зато намного больше. Что в моём особенного?
– Не скажи. Красна изба углами, как говорится.
– Лучше скажи, ты не передумала у нас работать?
– Вообще-то, так вопрос ещё не стоял, но я бы могла подумать.
Евгения набирает телефон шефа.
– Валентин Дмитриевич, вы заняты?
– Через полчаса освобожусь.
– Садись, нужно немного подождать, – она усаживает подругу в кресло и включает чайник. – Кофейку попьёшь?
– Не откажусь. На улице – жара, а у тебя благодатная прохлада. Красиво жить не запретишь. Только у тебя такой кабинет?
– С незначительными деталями – весь офис отделан в таком стиле. Думаю, и тебе кабинет не хуже выделят.
– Серьезно?
– Президент хочет с тобой поговорить.
– Это Валентин-то? Мы с ним в свое время враждовали, неужели он такой забывчивый?
– Наоборот. Он все прекрасно помнит и считает, что именно такие зубастые, как ты, должны отстаивать интересы фирмы.
– Посмотрим… Потом о фирме. Женька, что это за мужик такой симпатичный, здоровенный встретился мне в холле?
– Странный интерес у женщины накануне свадьбы.
– Ты что, Вовкина мать? Блюдёшь его интересы? Отвечай на поставленный вопрос!
– Местный донжуан. Начальник охраны.
– Мощный мужик! Посмотрел, как по сердцу рашпилем прошёлся! Аж мороз по коже.
– Что-то я раньше не замечала в тебе такой влюбчивости. Учти, с ним шутки плохи. Это современный герцог Синяя Борода! Съест тебя, и мяукнуть не успеешь!
– Быть герцогиней – это кое-что. Тут вам не здесь! Не подполковница какая-нибудь, – шутит Надя.
– Слушай! – не выдерживает Евгения. – Мы с тобой столько не виделись, и о чем говорим!? Тебе не кажется, Надечка, что наша дружба дала трещину?
– Не кажется! – Надя поднимается из кресла и, чтобы скрыть замешательство, спрашивает. – Где тут у тебя можно руки помыть?
– За перегородкой.
Она быстро споласкивает руки и, ещё держа в руках полотенце, выпаливает:
– Да мне перед тобой стыдно!
– Что!?
– Замуж собралась, идиотка! Можно подумать, я кривая или горбатая, что другой доли мне нет!
Евгения уже ничего не понимает.
– Ты о чём?
– Говорю тебе: о своем дурацком замужестве! Летчик! Подполковник!.. Как только он поверил в то, что я его люблю, так и началось. Он решил, что теперь можно всё, и всё пройдёт безнаказанно. Что бы я не сделала, он всегда недоволен. То – не так, это – не эдак. Я и глупая, и тупая, и неумёха, и растеряха. И всё у меня, не как у людей! У людей, иными словами, у его Матрены. Сам же жаловался, что она его вечно концентратами кормит. Я же прыгаю на задних лапках, чтобы Вовику всё свежее приготовить, всё самое лучшее – безрезультатно. По-моему, он просто мазохист. Ему нравится, когда над ним издеваются. Тогда он жалеет самого себя, тогда он "крест несёт"! Но не попадайся ему, кто послабее! Запилит. Вчера даже Ванька не выдержал. Говорит: "Дядя Вова, нехорошо капризничать." Тот ему подзатыльник. Понимаешь, махровый подкаблучник вдруг почувствовал себя героем. Особым, неповторимым. Которому все должны заглядывать в рот…
– Надька, ты же за него замуж идёшь!
– Веришь, как под гипнозом! Умом понимаю, что нельзя этого делать, а сама – как бычок на веревочке…
– Надя, опомнись!
– Вот потому тебе и не звоню. Сама себя уважать перестала. Если и ты ещё меня презирать начнешь, тогда хоть в петлю…
Вскипел чайник, и Евгения бросается готовить кофе, чтобы хоть как-то разрядить сгустившуюся до критической атмосферу. Неужели это Надюша, боевая, отважная? Та, которая не раз вытаскивала её из серых паутинных настроений, когда жизнь кажется бессмысленной и ничтожной?
– Выпей кофе, – она подает Наде чашку. – Помнится, одна моя близкая подруга говорила, что из всякого положения можно найти выход…
Но та будто не слышит её и продолжает рассказывать: