Замуж не напасть

В восемнадцать лет Люба дала клятву: никогда не жить в селе, никогда не выходить замуж за рабочего и никогда не строить собственный дом, а жить только в государственной квартире.

Все три зарока ей пришлось нарушить, что опять-таки свидетельствует о правоте древнего мудреца…

Подруга, как всегда, поднялась в квартиру, а мужа оставила в машине. Этакий современный Дон Кихот в юбке с моторизированным Санчо Пансой. Наверняка он ей говорит:

– Иди одна, я вам буду только мешать. Лучше пока схожу в магазин…

Или что-нибудь еще в таком роде. Не то чтобы он недолюбливал Евгению. Они хорошие друзья, но Саша привык оставаться в тени. Любящий, ненавязчивый муж. Чувствует себя вполне комфортно в атмосфере матриархата. Они любят друг друга? Или Люба просто позволяет себя любить? Иначе откуда снисходительный тон, который нет-нет да и проскользнет в ее отношении к нему?

Теперь Евгения часто перебирает знакомые ей браки: счастливые они или нет? Если да, то в чем? Сама она не хотела б становиться главой семьи. А уж слово «равноправие» для отношений между полами она вообще считает чужеродным. Сильный пол должен делать более тяжелую работу. Слабый – более тонкую. Так водится издавна. Так, видимо, распорядилась природа. Когда она видит женщину с тяжелым мешком на плече, у нее сердце сжимается от жалости. Может, потому она всегда хотела иметь мужа сильного, надежного. И разницу в возрасте приняла за эквивалент такой надежности, увы, не понимая, что это от возраста не зависит.

«Ну и что же, что рабочий? – часто повторяла Люба. – Зато мой! И только мой!» Евгения не хочет про своего мужа говорить: зато. Она хочет им гордиться!

– Как живешь? – спрашивает ее Люба и внимательно оглядывает. – Развод на тебе не отразился, не волнуйся! Небось мужики пристают? Их всегда тянет на свеженькое.

Она ревнует к Наде Евгению, хотя и понимает, что они слишком редко видятся, чтобы требовать от нее верности старой подруге. Лучшей, как подчеркивает она.

– Я тут тебе картошки привезла, грибочков…

– Ты чего, к голодающей приехала?

– На одну зарплату теперь не проживешь, – вздыхает Люба. – Купи все на базаре! А у нас все свое.

– Не имей ста рублей! – посмеивается Евгения и, выгрузив сумку, потихоньку подбрасывает подруге часть своей натуроплаты.

– Ты посмотри, мы ехали к убитой горем разведенке, а она ремонт сделала, – мимо глаз зоркой Любы ничего не пройдет, – платье новое купила. Молодец, Женька, так держать!.. Кстати, сколько стоит такая краска? Небось импортная?

– Не знаю. Маляры приходили со своими материалами.

– И сколько ты им заплатила?

– Им – нисколько. А вот тому, кто их прислал, кое-что задолжала…

– Так-так. – Люба явно заинтересована. – Ну-ка, садись и рассказывай все. И чтобы без утайки!

Никто из подруг на утайку не соглашается. Приходится рассказывать, но без особых подробностей.

– Так, значит, Аристов тебе ремонт сделал? – задумчиво говорит Люба. – Бесплатно?

– За десять поцелуев.

– Так ты думаешь…

– А тут и думать нечего! Но я этого не хочу! Я близко знакома с его женой, она хорошая женщина, чего я стану ей подлянку делать?

– Ты права: девиз французских шлюх – не трахайся там, где живешь, и не живи там, где трахаешься!

Евгения морщится.

– Рассобачилась я в своей конторе, – вздохнув, соглашается Люба. – Извини, подружка, если обидела. Так что же ты решила?

– А вот и не знаю. Как заплатить, если он денег не берет?

– Вопрос, конечно, интересный… Он, я заметила, и раньше в компаниях на тебя посматривал, а сейчас… Одна, ничья.

– Да если бы ты знала!

Она спохватилась, что Люба действительно не знает ни о Викторе, ни об Алексее, и рассказывать ей о них вовсе не хотелось! Это лучшей-то подруге! К счастью, Люба так озабочена ситуацией с Аристовым – в общих компаниях она видела его не раз и в отличие от подруги давно определила ему место в своей квалификации о людях, – что не замечает ее оговорки. Люба считает, что с Аристовым надо держать ухо востро. Поэтому и решает:

– Сделай вид, что ничего не случилось!

– Как?!

– Так. Ты об этом просила? Нет. Чья идея? Его. Как и исполнение. Чего он добивается? Чтобы ты чувствовала себя обязанной! Вот и не давай ему такого удовольствия.

– Ты права. Вряд ли поцелуи получатся невинными.

– Наивнячка! Какие поцелуи? Шуток не понимаешь? С голубого ручейка начинается река… Как Чебурашка, ей-богу! Я понимаю, без мужчины тебе будет тяжеловато… Может, не стоит так уж заботиться о Нине Аристовой?

– Как же я тогда ей в глаза буду смотреть?!

– В глаза! Вбили нам в башку какие-то идиллические штучки! А чем все закончилось? Люди продолжают смотреть друг другу в глаза и обманывают. Смотрят в глаза и предают! Может, просто не нужно в глаза смотреть?

– Я так не могу.

– Вот то-то и оно-то! – вздыхает Люба и спохватывается: – Ой, я побежала! У нас столько дел! На следующей неделе приедем специально к тебе. Продержишься?

– Продержусь, – обещает Евгения.

Она могла бы сказать, что не так уж одинока, что есть у нее Надя, но раз Любе хочется думать, будто, кроме нее, Евгении не на кого надеяться, пусть думает…