Замуж не напасть

– Кажется, у вас, Лопухина, застой в крови! – ставит она себе диагноз. – Мозг неактивно обогащается кислородом, вот и лезет в голову всякая дурь! Сделайте-ка вы зарядку да примите холодный душ! Успокаивает.

Уже закрывая дверь квартиры, она вспоминает, что вчера за весь день ей впервые не позвонила Надя. И это в выходной, когда обычно они звонили друг другу по нескольку раз!..

– Не ожидал от тебя, Лопухина, не ожидал! – бушует главный архитектор. – Я понимаю, рыба ищет где глубже, а человек…

– Где рыба! – меланхолично подсказывает из-за соседнего кульмана техник.

– Молчи! – трагическим жестом театрального актера приказывает ему главный специалист.

Эту бурную реакцию вызвало робкое сообщение старшего специалиста Лопухиной о том, что ей предложили работу референта. Конечно, главный привык к ней – после окончания института это первое и пока единственное место работы Евгении.

– Что такое референт? Мальчик… то есть девочка на побегушках. С твоими способностями, Женя, продаваться частникам!

– Вы даже не представляете, как близок тот день, когда и наш проектный станет частным! – опять встревает в разговор техник. – Иди, Женя, раз зовут, – фирма надежная! Валентин Дмитриевич – господин хваткий.

– Вот именно, хваткий! А там, где хватают, нет места творчеству!

– Ах как творчески мы планируем на объектах унитазы и биде! – тихонько бурчит техник, все же опасаясь гнева главного. – Шарашмонтаж – истинное название нашей конторы!

Евгения с сожалением понимает, что главный специалист, увы, безнадежно отстал от жизни, но пока он в государственном институте, никто его в должности не понизит и оклад не уменьшит. Он много лет громогласно презирает предпринимателей, по привычке называя их рвачами и хапугами, но в глубине души, наверное, понимает, что уж его-то никто на должность референта не позовет.

Между тем архитектор Лопухина не может не видеть, что именно с приходом предпринимателей появилось нечто неординарное, и теперь пришло время доставать из шкафов свои старые запыленные чертежи, которые в прежнее время не могли быть реализованными, а теперь то здесь, то там строятся здания всевозможных банков и фирм по этим, казалось, навсегда забытым проектам…

Словом, в конце рабочего дня она созревает настолько, что звонит президенту фирмы.

– Валентин Дмитриевич уехал в банк. Что ему передать? – спрашивает секретарша.

– Передайте, что звонила архитектор Лопухина. Сказала: она согласна. Не забудете?

– Я записала: Лопухина согласна! – бесстрастно говорит секретарша.

– До свидания, – бормочет Евгения, подавленная ее снисходительно-вежливым тоном.

Интересно, чем обуславливается такой тон? Высокой зарплатой, осознанием престижности фирмы или особым обучением на каких-нибудь специальных курсах?

Без двух минут восемнадцать сотрудники проектного института уже стоят на стреме с сумками и портфелями. Как бы ни расхолаживали людей перестройка и безответственность, но они принесли с собой страх за свое будущее – потерять работу никому не хочется. Теперь у каждого ощущение, что ему дышат в затылок – на улице толпы безработных!

Так вот, без двух минут шесть вечера Лопухину зовут к телефону.

– Евгения Андреевна, я рад! – сообщает ей президент знакомой фирмы. – Когда вы сможете выйти к нам на работу?

– В следующий понедельник.

Она думала, что рассчитаться с родным институтом удастся гораздо быстрее, но ей поставили условие: закончить всю свою работу. Пусть скажет спасибо, что отпускают без двухнедельной отработки, как в былые добрые времена!

– Будем ждать! – тепло говорит Валентин Дмитриевич и посмеивается. – Хотите, проведу небольшой сеанс ясновидения? Сейчас все ваши коллеги стоят на старте в ожидании… впрочем, нет, уже побежали, услышав заветный бой курантов!

– Это так! – соглашается Евгения.

– А у нас вы станете забывать о времени! – хвастливо обещает президент.

Мы будем посмотреть! Так, кажется, говорил барон фон Врангель, по свидетельству пролетарского поэта Демьяна Бедного» Скорее всего он говорил по-русски лучше самого поэта, но тогда его образ не вызывал бы у других пролетариев ненависти и желания его бить.

Закончился рабочий день, а Надя так и не появилась. И Евгения не стала ее искать. Друг проверяется в беде? Или в радости? Гордыня – грех! Надо бы пойти повиниться, но в чем? Еще один штрих: раньше она бы извелась – размолвка с близкой подругой. Побежала бы ее искать, выяснять. А теперь? Что же это такое в ней проклевывается? Чувство собственного достоинства? Или самолюбования – вон я какая гордая!..

Так и не сумев подобрать для себя подходящий ярлык, Евгения выходит из института и спускается по лестнице, весело размахивая сумкой. Чересчур весело. В то время как в ней что-то с хрустом прорастает, даже кости трещат, хотелось бы иметь рядом кого-то близкого, кто бы объяснил: на бойся, Женечка, это болезнь роста. Вернее, прорастания из безликой, покорной женщины – обновленного, уверенного в себе существа. Потому выше голову! Прорвемся!

На остановке автобуса перед ней тормозят «Жигули».

– Садись, дорогая, подвезу, куда скажешь!

– У меня нет денег! – отмахивается Евгения.