Двадцать седьмого декабря Арчи, как обычно, после работы сел за комп, играл в «Бойцовский клуб», играл до четырех утра, выиграл два серьезных поединка, перешел на новый уровень, купил броню, доспехи, устал, лег спать.
Но не уснул – ворочался. Арчи посмотрел на часы, было почти шесть утра. На шесть с копейками у нас обычно вызывают такси в аэропорт, если лететь в Москву первым рейсом. Он вспомнил – Лола сегодня улетает.
Арчи встал, потоптался у телефона, хотел позвонить, пожелать ей хорошей дороги, что-то сказать на прощание. Он вышел в кухню, открыл банку зеленого горошка – он любил зеленый горошек, мама купила для новогоднего оливье. Арчи решил, что без горошка оливье не обеднеет, и ел горох, глядя в окно. Была совсем еще ночь, но небо, от снега наверно, казалось светлым. Фонари горели, и было грустно от светлого неба и горящих фонарей.
Арчи доел горох, бросил банку в мусорное ведро, подошел к телефону, набрал Лолу и спросил:
– Ты дома еще?
– Блин, ну ты проснулся… – ответила Лола. – Почему вчера не пришел? Вчера все собрались…
Она перечисляла друзей, вообще-то раньше это были его друзья, теперь они почему-то стали ее друзьями, переползли незаметно. Арчи только успевал удивляться, как ловко она всех очаровала: друзей, родителей, начальника, коллег, случайных знакомых, которые видели их вместе… Даже мужененавистница-Нестеренко звонила, ехидничала: «Арчи, детка, рука у тебя легкая. После тебя бабы хорошо устраиваются. Одна в Италию, другая в Австралию. Возьми и меня, что ли, под свое крыло…
– Такси через двадцать минут, – сказала Лола. – Почему ты вчера не пришел?
Арчи был уже одет, пока она с ним говорила, он одевался. Она хотела сказать «все, пока», но он успел ей крикнуть в трубку:
– Стой! Я сейчас буду!
И побежал. Люди, ранние труженики, которые вышли на работу, шарахались от него, расступались в потемках двора. Он перепрыгивал все знакомые ямы, накатанный лед, узкие тропинки вокруг гаражей, палисадников и помоек, которые знал наизусть, сотню раз проходил их, возвращаясь от Лолы домой. Снег разлетался из-под ботинок, было скользко, на утреннем морозе першило горло, как будто внутри кололи ножом. Старушка в подворотне взвизгнула и прижала к груди котомку. Арчи ее чуть не сбил со всего налета. «Простите», – сказал он бабке и вытер слезы. Нет, Арчи не плакал, он просто спешил, очень хотел посмотреть на Лолу в последний раз.
Он влетел в ее двор, когда она выходила к машине. Такси стояло у подъезда, ее отец укладывал в багажник чемоданы, мама заметила Арчи, но была так расстроена, что как будто не узнала и смотрела не него молча. Лола скомандовала матери:
– Мам, ну садись! Чего ты стоишь, мерзнешь…
Мать кивнула на Арчи. Он дышал громко, как собака.
– Ну чего ты?.. – подошла к нему Лола. – Ты чего, а? Прекрати. Не смотри так… Все ок, жизнь продолжается…
Они стояли молча в обычном нашем микрорайоновском дворе, который называли «Лужей». Двор был зажат кирпичными коробками, посередине чудом уцелел сосновый островок, десяток сосен и теснота от припаркованных машин. «В Австралии, у океана, ей, конечно, будет лучше», – подумал Арчи, когда она села в такси.
А потом у него началась черная полоса. Он понял, что происходит что-то не то. Девушки… Девушки пошли одна другой хуже. Он никогда не видел раньше таких глупых, безвкусных и грубых. Все как одна жеманно сообщали, виляя коленцем: «Я на первом свидании не целуюсь». И все, будто сговорившись, задавали сразу два вопроса: где работаешь и сколько получаешь. «Сколько ты зарабатываешь?» – спрашивали они, и он не мог поверить ушам, Лола его об этом никогда не спрашивала. Ему очень хотелось, чтобы хоть одна из этих телок послала его к черту…
Со временем он стал гораздо менее привередливым, он уже не придирался к размерам, пропорциям, был рад любому намеку на бюст, ограничивался примитивной худобой и не ждал уже ни рюмочку, ни вазочку, ни ума, ни интеллекта. Своих случайных спутниц он так и веселил старыми байками про мужененавистницу-Нестеренко, иногда вспоминал историю про «пипиторы», а девушки в ответ кусали его за плечи, изображая оргазмы.
Его лучшие друзья куда-то все разъехались, он стал общаться с теми, кто поближе, не замечая, как скучает со случайными людьми. Без Лолы его вдруг перестали замечать, как будто за эти три года он был при ней пюпитром, а она нотной тетрадкой. Разлетелись ноты – и музыка исчезла. В нем поселилась неуверенность. Он упустил высоту. Не удержал трофей. Не добыл золотой меч. Потерял уровень.
Его карьера застряла. Он все сидел в отделе, под начальством мужененавистницы-Нестеренко, которая его ругала за «Бойцовский клуб». Шеф перестал его замечать, и по странному совпадению, как только Лола уехала, разговоры о премиях прекратились. Арчи начал чувствовать себя переростком в отделе маркетинга, он не раз собирался пойти и поговорить с шефом, но, когда выдавалась свободная минута, тут же открывал «Бойцовский клуб».