Отупляющая повторяемость – боль, жар, холод и руки. Горький напиток, несущий желанный покой, мирное забытье без мутных огненных кошмаров и вновь всплески боли от заново перевязываемых ран. И над всем этим невыносимо болела голова…
Очнулась я от промозглого холода и сырости, пропитавшей до самых костей. Где я? С трудом приподнявшись на локте здоровой руки, разглядывала необычайно 'дружественную' камеру без окон, с мокрой слизью на стенах. Попутно обнаружила дополнительные украшения на руках и шее. Выполнил-таки обещание – посадил в клетку, снабдив кандалами и ошейником. Слово сдержал, хвалю. Долг платежом страшен.
Подползла к стене и, облокотившись спиной, внимательно изучила кандалы. Подстраховался гад, клепанные надел. В сущности, и эта модель не проблема, вывихнула палец и свободна. Голову тоже вывихнуть? Умеет мужчина отомстить с размахом. Это ж не полениться надо было, чтоб цепи на кольцах вверху закрепить под самым потолком. Хех, тренажер 'стройная фигура за пятьдесят минут'! Вляпалась я по самые гланды и выхода не вижу. При самой бурной фантазии, даже чудесным образом избавившись от внушительного панковского набора, ногтями мне путь наружу не проковырять и продраться сквозь завалы не получится – плечо и бедро болят острой колющей болью.
Хороша я буду, свалившись в обморок на броске через плечо. Погодите ребята, счас полежу, отдохну и добью к чертовой матери. Эй, интуиция, как мыслишь – подождут? И я о том же. Блин, почему при рождении мне никто не сказал, что кроме интеллекта нужно прокачать удачу? Ужасающее упущение. Хрен с ним, вот пахнет от меня ароматом помойки – это да, одежда в крови, грязи, местами порвана, раны старыми, испачканными повязками замотаны, но хоть замотаны. Вместо волос колтун. Бомжатник на выезде. К месту, кто спер мою любимую бандану на сувениры?
За дверью послышались гулкие шаги и металлический лязг. О, у меня посетитель, а гостей радушной хозяйке этого 'великолепия' принято встречать стоя. Но я не вскочила сразу – не смогла. Обессиленная, присела с трудом, со скрипом зубов, но присела, а потом подтянулась на цепях дрожащими, неверными руками и перевалилась на каменную лавку. Все ж не на полу. Потом, захватив цепи, оперлась руками и попой о выступ на стене и встала на подкашивающихся ногах.
Почти встала. На самом-то деле, я почти сидела на этом выступе, понимая – упаду, второй раз не подняться.
Бьющий по ушам скрип двери, и в проеме нарисовался горилообразный дядечка, заросший по макушку черной шерстью и с удивительно добрыми маленькими глазками. Он протопал ко мне:
– Ожила? Ну и славно. Надоть хозяину сказануть. Накось, подкрепись, – и сунул в руки глиняную кружку с водой и ломоть хлеба. Спаситель! Лишь только сейчас я поняла, что умираю, хочу пить. Чуть не засмеялась. Я и так умираю. Почти наверное умру с ранами в средоточии сырой инфекции. Тут не то что ранения – укола иглой хватит, чтобы схлопотать заражение и в течение максимум недели отправиться к праотцам. Значит, можно себя не беречь. Будем куражиться по-полной.
Выхлебав воду до дна и вернув посудину, я покрутила хлеб в руках и отложила. Чувства голода не беспокоило. Тюремщик осуждающе покачал головой, и, направляясь к выходу, сказал:
– Ты это, не фордыбачься, тута тобе на сутки. Лопай, копи силушку, хозяин-то у нас лютой.
Какая исчерпывающая характеристика: 'лютой хозяин'. Что ж подождем, делать все равно больше нечего. В моем 'гранд-отеле' нет ни окон, ни часов, и ход времени определить тяжело. Сколько прошло минут или часов, пока снова не раздался звук шагов, сказать невозможно даже приблизительно.
'Какая я популярная, все ходят и ходят', – хрипло посетовала я, приподнимаясь на цепях с каменной лавки и пережидая приступ головокружения. На этот раз ко мне пожаловал симпатичный подтянутый мужчина, если кому, в отличие от меня, нравятся блондины лет тридцати-тридцати пяти, с очами голубого цвета и разряженные, как петух. Никакого минимализма в украшениях – 'все свое ношу с собой'. 'Петух' танком пер ко мне, потирая миниатюрные ручонки:
– Рад, что ты очнулась.
С чего бы? Сияет, словно 'лампочка Ильича' в период электрификации всей страны. Ему тоже, что ли, патрон вкрутили или два провода подсоединили сами знаете куда?
– Ты кто, попрыгунчик? – стала допытываться я.
Раздулся тетеревом на токовище, грудь колесом выкатил… Зря старался, кстати, до Иалониных размеров ему, как до Китая из Европы на трехколесном велосипеде катить… Бровки грозно сомкнул:
– Как ты смеешь, шлюха, разговаривать со мной в подобном тоне? Я хозяин замка и окрестных земель, лорд Гайно!
Ясненько. То, которое не тонет. Учту. Стоп. Хозяин? А где Кондрад? Неужели продал меня ЭТОМУ? Как этот козлик меня обозвал? Каркнула:
– Но-но, огрызок племенной аристократии, давай полегче на поворотах, я тебе не давала, чтоб меня оскорблять.
Его перекосило. Может, добьет сразу, и не придется устраивать этот никому не нужный цирк? Мужик покраснел, запыхтел, кажись – дым ушами выходить стал. Жиденький тип ногами затопал, схватился за штаны и заверещал: