35-й день рождения моей любимой Ольги. Боже, спаси и сохрани ее в счастии и добром здравии! Нас в этот день ожидало еще одно страшно унизительное событие. Из Севастополя прибыла комиссия, и всех наших отвели в Св[итский] дом на своего рода суд, где каждому из нас поодиночке предстояло ответить на вопросы в связи с обысками 26 апреля. Как раз в этот лень меня навестил бедный С[ергей] Долг[оруков] в первый раз после того, как с ним случилось страшное горе. В тот момент, когда он появился, за мною как раз пришли и отвели в Свитский дом, где находился Сандро, уже успевший дать свои показания. Признаться, я была настолько возмущена этой новой неожиданной гнусной выходкой, что меня затрясло от негодования и ярости, когда я вошла в помещение и увидела, как они сидели за длинным столом в роли судей, готовые допрашивать меня, точно какого-то вора или убийцу. Но, к счастью, со мною был Сандро. Я оказалась между двумя нижними чинами – матросом и солдатом, остальные присутствующие расположились за столом. Роль председательствующего исполнял некий генерал, который сидел прямо напротив меня. Он зачитал мои объяснения, в которых мною были изложены по порядку события того дня или, вернее, той ночи, ведь я спала крепким сном, когда все началось. Эти события оказались самым оскорбительным и омерзительным из всего того, что мне пришлось пережить в моей жизни. Никогда мне не забыть, как подло и гнусно они со мной обращались, они просто старались унизить меня. Среди присутствовавших офицеров, к счастью, не оказалось знакомых мне лиц. Думаю, что они отказались участвовать в таком спектакле. Эта отвратительная комедия продолжалась примерно полчаса. В конце допроса генерал спросил, не хочет ли кто-либо задать мне вопрос. Какой-то толстяк в гражданском поинтересовался, помню ли я, что я сказала ворвавшимся в мою спальню: «Выйдите вон!» Я ответила четко и громко, что, разумеется, помню. Я говорила еще много других разных слов, какие именно, я уже, к сожалению, забыла, что вполне естественно, если тебя будят подобным образом и абсолютно чужие люди врываются ночью в твою спальню. Мое заявление они приобщили к протоколу, который мне пришлось подписать. Потом я наконец-то покинула это мерзкое сборище. Пот катился с меня градом, и лицо пылало от гнева. Бедняжке Ксении пришлось побывать там дважды, поскольку у нее 26 апреля ко всему прочему украли прекрасное кольцо и брошь, которые ей, разумеется, никогда не возвратят. К завтраку был Долгорукий, находившийся в таком же негодовании, что и все мы. Затем я оставалась у себя, лишь ненадолго заходила к Ольге перед чаем. Обед и вечер прошли как всегда.