Поднялась очень рано – до 7 ½. Была Ольга, я проводила ее немного, а на обратном пути встретила детей Васильчиковых, сидевших под палящим солнцем с гувернанткой, которая рассказала, что вскоре ей, как и многим другим англ[ичанам], придется уехать домой. Затем появился Сандро, мы долго сидели с ним в тенистом месте, после чего я отправилась домой в 11 ¼ утра, поиграла немного на пианино. Завтракали втроем. Долг[оруков] пришел только после завт[рака]. Утром Вяземский передал мне открытое письмо редактора «Политикен», который просил меня принять своего сотрудника профессора Хольмана и передать через него привет Дании. Мы встретились в 2 ½ пополудни, но, к моему удивлению, он оказался не датчанином, а немцем, я не удержалась и сказала, что согласилась принять его, полагая в нем одного из своих соотечественников, ибо никому иному я интервью не даю. Он слегка смутился, и аудиенция получилась весьма недолгой. На самом же деле я была просто возмущена. Чай пила у Кати Кл[ейнмихель], сын которой только что прибыл. Я видела его лишь мельком и ни за что не узнала бы его, так ужасно он выглядит. Родственники счастливы, что он снова с ними. Вернулась рано, начала писать Вальдемару, поскольку этот господин [Хольман] предложил передать письмо. Долг[оруков] чувствовал себя неважно, но сыграл потом со мной в безик.
23 сентября. Воскресенье.
Отправилась в Ай-Тодор в церковь. Ксения все еще простужена, хотя ей лучше. Посидела на балконе. Орбелиани сообщила, что наш славный Влади Ор[лов] принял решение уехать отсюда в пятницу вместе со своей мадам – вот уж действительно стыд и срам и такая глупость! Все, кто любит его, возмущены. В 3 часа дня я приняла Кривошеина. Он снова отправляется в Киев по делам своих офицеров. Он привел с собой молодого офицера, который, будучи в тюрьме, разговаривал с другим раненым оф[ицером]. Тот был якобы в Екатеринбурге и уверял, что мой Н[ики] с семьей действительно освобождены и находятся в безопасности, во что мне так хочется верить
[134]. Дай-то Бог! Как все же меня угнетает это неведение, просто сил никаких нет! После чая я ненадолго выезжала, заехала в Нюру справиться о здоровье бедняги Жеребцова, он серьезно болен. Меня приняла старая г-жа Ольшина, которая осталась необычайно довольна моим визитом. Г-жи Жеребцовой дома, к сожалению, не оказалось, видела только их дочь. До обеда читала, трапезничали вчетвером.
24 сентября. Понедельник.