Замуж за короля

– Как же его не жалеть, если умрёт? Едва солнце взойдёт после свадебной ночи, и не станет барича.

Старик так глубоко задумался, что казалось, уснул. Закрытые веки мелко дрожали, а тонкими пальцами, как паучьими лапами, он бесцельно гладил бумагу. Я боялась говорить что-то ещё. Не знала истории Лины и Вилара, брела в темноте на ощупь. Один неверный шаг – и больно врежусь лбом.

– Сердобольная ты, девочка, незлобливая, да несведущая, – тихо прошелестел Алтын. – Айда со мной, покажу маленько.

Я помогла ему встать, поддерживая под руку. Старик опёрся на меня с благодарной улыбкой, но уже у двери отпустил и пошаркал тапочками по струганым доскам пола. Мы не спустились вниз, а пошли наверх, в терем. Туда, где в каждой стене было по несколько окон. Вместо перегородок стояли кованые решётки, а в камерах сидели женщины и совсем молодые девушки. Одежда у всех одинаковая – белое свободное платье. И волосы распущены. Мне показалось, я попала в психбольницу. Они выли, мычали и бесцельно шатались от решётки к решётке. Две сидели, обнявшись, и гладили друг друга по волосам. Одна тихо пела тонким голосом, но слов я не разобрала.

– Мёрзли в подклете, лебёдушки мои, – пробормотал Алтын и взял яблоко из корзины в углу. – Вот сюда и подняли, упросил я Вилара. Хворые стали.

Старик дошёл до первой клетки и просунул яблоко сквозь решетку. А я никак не могла вдохнуть, воздуха не хватало. Бледная тень поднялась с пола и закачалась. Плечи падали и поднимались, а руки плетьми висели. Узница наклонилась, роняя волосы на грудь, и я увидела метку. Моровка.

– Что с ними, брат Алтын? – простонала я. – Как зомби… Куклы сломанные.

– Смотри, девочка. Смотри во все глаза.

Старик поманил моровку яблоком, и она подошла ближе. Подняла голову, и на бледном лице среди спутанных волос я разглядела абсолютно белые, словно залитые молоком глаза. Нижняя губа моровки криво оттопырилась вниз, узловатые пальцы ударили по яблоку, и плод сорвался с ладони Алтына. Она шарила руками, как слепая, по выстеленному соломой настила. Нашла яблоко. Подняла его и вгрызлась неожиданно крепкими, здоровыми зубами.

– Яблоки любит, мочи нет, – улыбнулся старик. В уголках дрожащих век блеснула влага. – Любила, когда была такой, как ты. Баженой звали. Приглянулась знатнику из Нижгорода, он её и увёл.

Меня затрясло мелко, стоило подумать, что могло свести с ума несчастную девушку. Но то, что Алтын сказал дальше, я и представить не могла.

– Амулет есть Слеза матери. Брат Новак сладил. Силу он ловит, что моровка из полюбовника тянет в утехах плотских, и обратно ему возвращает. Дурной амулет, жадный. Иссыхают мои лебёдушки, тускнеют звёздочки. Отливаются слёзы матерей над сыновьями мёртвыми. Месть свершается. Душа в моровках теперь еле теплится.

Ни живые, ни мертвые – пустые. Страшный амулет.

– А знатник тот как?

– Славно ему, – нахмурился Алтын. – Сила Бажены из него всю хворь выгнала. Как воды живой хлебнул. Годы вспять обёрнул и смерть позже встретит.

Лекарство, значит, выпил. Местную панацею. Омолодился старый хрыч. Да хоть и средних лет был, всё равно. Руки хотелось оторвать Новаку за такие поделки. Вон сколько моровок пустых в клетках сидело – не сосчитать. Не они теперь силу забирали, а у них. И у меня. Лягу после свадьбы в постель к Вилару, повесит он мне на шею Слезу матери и «прощай, Оксана». Овощем расти буду в тереме надзора. Жить без мозгов, желаний и воли. Не за что жалеть барича и того знатника, прав Алтын. Моровки мужчин убивали, но что с ними амулет делал – ещё бесчеловечнее.

– И кто знатнику амулет дал? – прошипела я. – Уж не надзор ли?

– Брат Вилар и дал. Он этим делом ведает.

Не бесплатно, конечно же. Узнали бы наши толстосумы про лекарство такое – со всех бы ног бросились бы и миллионы в клювиках принесли. Сколько молодость и долгая жизнь стоили? Тьфу, ерунда. Жизнь одной женщины. Моровки, которых все ненавидели и боялись. Вот почему до конца не извели – богачам полечиться оставили.

– Что же лекарей не было? Зачем так?

– У лекарей травы, девочка, да наговоры колдовские, а здесь живая силушка. С ней долго потом хворь никакая не возьмёт. По морозу голым ходить будешь – не застудишься. Вот и прячем мы вас в лагерях за высокими заборами. Чтоб не украл никто, чтоб пожили маленько. Да разве всех устережёшь? То Верховный себе просит, то барич из столицы на поклон приезжает с подарками и грамотами важными. А бывает, приговорят какую моровку, чтобы силу у неё отнять. Казнят, а потом ко мне приведут лебёдушку. Белую-белую.