Замуж за миллионера

Организацию медоволго месяца я, не смотря на слабый гундешь не достаточно еще освоившегося в новой роли богатея муженька, беру на себя. Лететь бизнес классом не в пример удобнее, чем экономом. Тут вам и освежающие напитки включая неплохое шампанское, и журнальчики, и настольная лампа вместо бестолкового мелкого фонарика в потолке, и приличные одеяло с подушкой, и мягкое раскладывающееся кресло, и качественный телеэкран с богатой подборкой фильмов, и почти ресторанное меню с выбором блюд и вин, и косметичка с кремами Кларанс, расческой, зубной пастой и счеткой. В общем, перемещаешься из точки А в точку Б в нормальных совместимых с жизнью условиях, а не скукожившись в три погибели на твердом сидении, мучимый болью в желудке от гадкой пищи, стрекотом неугомонных соседей, хлопанием туалетных дверей и чавканием унитаза, и вынужденный по прибытию на место в весьма плачевном состоянии выстаивать длиннющую очередь на паспортный контроль. Конечно, в первом классе, расположенном на втором этаже Эрбаса 380, преодолевать воздушные километры еще приятнее. Но я на такое беспардонное транжирство все-таки не решилась. Мальдивы встречают нас жемчужной россыпью островков на безупречном изумрудном фоне неправдоподобной, режущей непривычный глаз яркости. Первые дни мы вообще не выходим за пределы отведенной нам территории, включающей в себя элегантное бунгало с джакузи и бассейном и личным клочочком пляжа, и занимаемся исключительно тестированием перечисленных мест на пригодность для секс-упражнений. В свободное от спорта время мы купаемся, дремлем в тени и лакомимся принесенными услужливым персоналом явствами. Именно таким я представляла медовый месяц, отправляясь в Турцию с Забельским. Помнится, на мои слабые жалобы, мама привычно отрезала «у всех так» и добавила, что я вообще должна была быть неимоверно счастливая, что муж вывез меня за пределы Чечулино. Теперь, потягивая свежевыжатый сок папайи под кучерявой веткой пальмы, я вспоминаю эти слова и мысленно отвечаю «нет, мам, не у всех так, бывает и по-другому». На четвертый день Франсуа надоедает бездельничать и он, вооружившись маскай и ластами отправляется исследовать подводные глубины. В начале я пытаюсь составить ему компанию, но, вскоре понимаю, что подобные эксперименты не для меня. Окошко маски постоянно мутнится, мешая разглядывать рыбешек, в трубку вероломно проникает соленая до тошноты вода, кораллы, такие милые и пушистые на вид, при соприкосновении с моим коленом, оставляют длинную едкую чарапину, очаровательная разноцветная рыбина, выглядящая вполне миролюбиво, принимает мой палец за корм и пробует на вкус (надо сказать клюв у нее как у приличных размеров попугая, и мне едва удается спасти конечность). Кроме того в непосредственной близости от нас горделиво дефелирует дружная стайка небольших акул. Франсуа убеждает меня, что эти обитатели глубин не питаются человечиной, но, пойди знай, что может взбрести в их плоские серые головы при виде испуганной пловчихи с поцарапанной коленкой. Однако все эти неудобства сущие мелочи по сравнению с главной проблемой – после часа снорклинга на моей физионии остается глубокий след от маски, который не сдает позиций до самого вечера. «Вот она старость» печально вздыхаю я, отчаявшись уничтожить противные красные полосы. «Раньше за полчаса бы прошло». Эта плачевная констатация так портит мне настроение, что больше я плескаться с негостеприимными морежителями не желаю, не смотря на уговоры мужа-авантюриста (на анфасе которого пластмассовые очки вообще никаких отметок не оставляют). Все оставшееся время Франсуа занимается изучением морских обитателей в гордом одиночестве, и каждый раз, закончив погружение, повествует об увиденных чудесах со сбивчивым пылом вернувшегося со своего первого урока первоклашки. Вечерами мы дегустируем свежих омаров и лангустов за накрытым прямо на песке у водной кромки украшенным орхидеями и свечами столом. Разморенные солнцем и размякшие от блаженно заторможенного ритма, мы почти засыпаем, стоит нам пригубить бокал вина. Бывает, что додержавшись все-таки до дессерта и проглотив последнию ложку сладкого явства, мы скатываемся на мягкие подушки и, переплетясь конечностями, дремлем часик или два, убаюкиваемые глухими перекатами волн. Нас будит какая-нибудь птица-полуночница или беспокойная летучая мышь, и мы нехотя перебираемся в бунгало, где, окончательно проснувшись, придаемся любви почти до рассвета. Однажды в мой расслабленный и переполненный радостной негой мозг забредает непутевая мысль – Как жаль, что я не влюблена в Франсуа. Возможно, бушуй в моей душе любовный огонь, я была бы сейчас счастлива до предела, до донышка, на все 200 невозможных процентов. Наверно я бы даже захлебнулась этим невероятным нереальным счастьем. Хотя, может, и наоборот, меня, как и всех отличающихся легкой невменяемостью влюбленных наверняка глодал бы какой-нибудь глупый прожорливый червяк сомнений и страхов, отравляя безмятежность отдыха. Да, конечно, какая дурацкая идея! Еще чего не хватало! Взмывать в небо от надуманного восторга и проваливаться в бездонную яму отчаяния – такие турбуленции развлекают 17-летних дурочек, начитавшихся Ремарка и Стендаля. Именно в этом неблагодарном возрасте следует с упоением придаваться самокопанию, поиску пресловутого смысла жизни и пронзительной любви. Переступив 35-летний рубеж, надо уже определиться – либо найти этот мифический смысл и отдаться ему без остатка, либо расслабиться и просто получать удовольствие от самого факта прибывания на этой пусть не совершенной, но не такой в общем-то и плохой земле. Я предпочла второй вариант. И излишние эмоции с тонким налетом опасности чужды выбранной философии гедонизма. Так что прочь, неуместная мыслишка-паразит, не порти мою безупречную акварель.