– Мама, я не счастлива, – позорно рыдаю я, размазывая по лицу косметику.
– Тебя кто-то обидел? Что-то со здоровьем?
– Нет, нет, все в порядке. Но мне так плохо, мама.
– Послушай меня, дочка, успокойся. Ты не счастлива, потому что ты ищешь это присловутое счастье в вещах. Ты считаешь, что, окружив себя материальными благами, ты достигнешь его. А счастье – оно не в шмотках, квартирах и машиных, оно в тебе самой. И пока ты не научишься жить в согласии с собой, не достигнешь внутреннего спокойствия и равновесия, никакие деньги не сделают твою жизнь счастливой. Ты всегда была такой, тебе вечно хотелось чего-то, на твой взгляд, большего и лучшего. Но ты не учитывала, что за каждым «большим и лучшим» есть еще больше и еще лучше. Эта погоня бесконечна.
– А ты счастлива, мама?
– Наверно, – помолчав мгновение, отвечает она, – У меня в душе покой.
Входная дверь скрипит, почувствовав воровато проникающий в замочную скважину ключ.
– Извини, мам. Франсуа пришел, – всхлипываю я.
– Будь с ним поласковее, Лиза. Он очень тебя любит.
– Да, я попробую.
Сейчас как заеду ему ласковой сковородой по голове. Франсуа останавливается на пороге кухни, удивленно рассматривая мою жалкую заплаканную физиономию.
– Что-то случилось?
– Это у тебя следует спросить, – хватаюсь за ручку сковороды я.
– У меня батарейка села. Мы с Патриком дегустировали Мартель в бутылке Бакара ручной работы с Коибой Беике.
– Ну если Бакара ручной работы… то какие уж тут претензии, – вздыхаю я, выпуская из ослабевших рук примитивное орудие кухонного возмездия.
Я ощущаю, как усталость, упав каплей мне на темечко, растекается опустошающей полной по всему телу.
– Ага, коллекционная бутылка. Вообще надо сказать Мартель по сравнению с Хенесси…
Гордая и просто уважающая себя женщина сейчас должна повернуть и спокойно уйти спать. Я делаю несколько шагов вперед и упираюсь влажным взглядом в столь знакомое и одновременно такое чужое лицо.
– Можно было предупредить, – медленно произношу я, собрав в кулачок самообладание.
– Я же знал, что ты с подружками тусуешься. Думал, раньше тебя вернусь, – его голос звучит обыденно, в нем не проскальзывает ни нотки раскаяния, ни волнения.
На загорелом анфасе зараждается чуть заметная гримасса раздражения. Это хучшее из всех чувств, что женщина способна пробудить в мужчине. У меня внутри болезненно сжимается какая-то новая, незвестная мне до сели пружинка. Единственный способ не дать ей окончательно выпрямиться и покалечить все жизневажные органы – скорейшая капитуляция. Я протискиваюсь в ванну и захлопываю дверь. Моей внутренней блондинке страшно хочется, чтобы Франсуа зашел следом, обнял за плечи, коснулся губами изгиба на шее, так, как умеет он один… Брюнетка давно уже дрыхнет, выходки гулящего мужа ее не трогают. «У меня в душе покой» вспоминаю я мамину фразу, забираясь под одеяло. Покой это эквивалент счастья? Непоколебимое неизменное спокойствие, а не бурлящий эмоциями экстаз? Или же это просто иллюзорная сублимация?
Глава 17
Минута славы