Замуж за миллионера

Ужин в недавно открывшемся отеле де Пари, являющимся одним из новомодных местечек фэшенебельной деревни, проходит в целом неплохо. Близость самоотверженного диджея, который, фанатея сам от себя, не перестает снимать видео-селфи, лишает необходимости вести какую-либо беседу. Я молча жую свежие маки, запивая ледяным Дом Периньон Розэ, безразлично наблюдая за оживленной возней захмелевших дамочек и против желания абсорбируя отрывки скучного трепета американских спонсоров. «… рынки акций достаточно волатильны. У моих аналитиков слишком много длинных позиций, после 5 лет бычьего рынка все становятся оптимистами. Клиенты начинают волноваться. – Да это всегда как в игре с музыкальными стульями, угадать момент когда музыка перестает играть. Я сократил свои личные инвестиции в акции, думаю инвестировать в венчурный капитал и недвижимость». Когда веселый официант приносит четырехзначный счет, я не делаю попытки оплатить свою пайку, понимая, чтобы подобная инициатива будет воспринята меценатами как неуместное нарушение правил игры. Раз уж я назвалась груздем, придется теперь в этом коробе барахтаться до окончания сегодняшней вакханалии. Будем надеяться, что мой стареющий анфас и демонстративный аутизм предотвратят попытку какого-нибудь из инвесторов в венчурный капитал посягнуть на мою волатильную честь. Набив животы и разбавив серые клетки веселящими пузырьками, вся честная компания под фейерверк лицемерных благодарностей персонала, покидает пятизвездочный отель, чтобы перекочевать в отреставрированный Maison Blanche (сменивший вместе с обликом и название на более пафосное White House). Девушки некоторое время кривляются там под хиты этого лета, пытаясь перещеголять друг друга в хореографии. Мужчины наблюдают за их телодвижениями с ленивой пересыщенностью, с какой созерцает потрясающий закат коренной житель Мальдивов. Я курю в сторонке, потеряв счет сигаретам, и глотаю сладкий Джек Дэниелс как лекарство от не желающей затягиваться душевной раны. Витающий вокруг веселый водоворот праздника оставляет меня безучастной. В черепной коробке колышется, перебивая Фаррелла Уильямса старая мелодия из «Служебного романа» «Со мною нет кого-то, мне грустно от чего-то…» Полина пытается вытащить меня танцевать, губастый Марк, заинтригованный моей хмурой непохожестью на развеселившихся девиц, задает какие-то неважные, на половину размазанные громкой музыкой вопросы. Я протискиваюсь сквозь толпу в туалет и, устало плюхнувшись на унитаз, набираю номер Франсуа. «Ответь мне, черт бы тебя побрал! Принципиальный садист!» Как же я ненавижу его! Как ненавижу эти спокойные бесконечно длинные гудки, отдающие безразличием! Сегодня ровно неделя с того отвратительного дня, когда этот олух, пораженный в самое сердце снарядом Жаниных откровений, ушел, собрав свои нехитрые монатки. А я тупо смотрела ему вслед, уверенная, что этот обиженный выкрутас не заняется больше, чем на сутки.