— Она действительно привыкла говорить открыто, и я тоже вполне полагаюсь на ее мнение. Однако она моя дочь, и мне не хочется, чтобы кто-нибудь причинил ей вред, — твердо произнес судья.
— Мне никто не причиняет
— Будь по-твоему, но тебе не пристало давать советы принцу, — стоял на своем судья. — Если ему требуется помощь именно по этому вопросу, то он, быть может, любезно согласится отобедать сегодня вечером с нами и послушает, какие еще мудрые советы можно получить от всех членов семейства Триклбэнк с Бедфорд-сквер. Мы все здесь до ужаса прямые и откровенные в своих суждениях, сколь бы ошибочны эти суждения ни были.
— Ваше предложение в высшей степени любезно, — откликнулся Себастьян, — но, к сожалению, меня ожидают в другом месте. — Он взглянул на Элизу. — Я надеялся, что смогу переговорить хотя бы минутку с вашей дочерью, если нам это будет позволено.
Элиза оглядела родственников. Глаза отца были устремлены в ее направлении, да и все остальные не сводили с нее взглядов: Холлис, Поппи, оба пса… даже Прис.
— Нам будет позволено, — ответила она за всех. — Извините нас, пожалуйста.
Отец не сказал на это ничего. Он лишь слегка повернул голову, руки же его были спокойно сложены на коленях.
— Я чрезвычайно польщен знакомством с вами, ваша честь, — любезно сказал Себастьян. — Всего доброго, миссис Ханикатт. — Он отвесил поклон. — Поппи.
Последняя робко взглянула на него. По крайней мере, ее мнение о принце изменилось к лучшему.
Элиза прошагала к двери и открыла ее. Принц не соглашался пройти прежде нее, так что Элиза бросила сердитый взгляд на родственников и после этого покинула гостиную. По коридору она прошла в малую гостиную, где время от времени занималась своей коллекцией часов. Сейчас там стояло несколько экземпляров, в разной степени разобранных. Себастьян вошел вслед за нею и плотно прикрыл дверь. На какой-то миг Элизе показалось, что отец прав — не ее дело давать советы принцу. Но ведь нужно было поделиться тем, что ей удалось выведать.
— Себастьян! У меня есть новости, — проговорила она взволнованно, держа руки принца в своих. — Я нашла того человека, который доставил мне почту!
— Я же говорил тебе, что не надо его разыскивать. — В глазах Себастьяна вспыхнули искорки, взгляд стал тяжелым. — Где ты его отыскала?
— В Ковент-Гардене. Ты не поверишь! Он сказал, что пять пенсов за доставку почты ему дала женщина.
— Женщина? — поразился Себастьян. — Что еще за женщина?
— Он утверждает, что не знаком с нею, но сказал, что она невысокая, с более темными, чем у меня, волосами и карими глазами.
— Ну, в Англии под это описание подойдет почти любая.
— Он еще сказал, что у нее большая… грудь. И что она говорила с акцентом. Не как англичанка, а как иностранка.
Себастьян начал хмуриться, лицо его потемнело.
— Он определил, какой именно акцент?
— Нет. Но ты не думаешь, что она — алусианка?
— Этого не может быть, — покачал головой принц, поразмыслив над этим предположением.
— Еще как может!
В раздумье принц почесал в затылке.
— В моей свите не больше пяти женщин. А могла это быть француженка?
— Для чего бы француженке посылать ту записку? Если только она как-то не связана с банкиром-французом? Но могла ведь быть и алусианка, не входящая в твою свиту. Которая живет здесь уже довольно давно или приехала уже после вас. Какая-нибудь мятежница, которая знала, что ты приедешь в Англию.
Эту мысль принц не мог опровергнуть. Он на мгновение умолк, размышляя.
— Полагаю, что могла быть и дама из моей свиты.
Он долго и напряженно смотрел в пол.
— А что ты хотел сказать мне? — поинтересовалась Элиза.
— Который теперь час? — спросил Себастьян, вдруг отвернувшись от нее.
Вопрос можно было принять за шутку, если принять во внимание, сколько разных часов стояло в этой комнатке. Элиза взяла недавно отремонтированные карманные часы и посмотрела на циферблат.
— Без четверти шесть. — И протянула ему часы. — Это тебе.
Он взглянул на маленькие часы, лежавшие на ее ладони.
— Я купила эти часы у одного старичка, он продавал их на запчасти. Но они такие красивые, что я решила отремонтировать их, и у меня получилось. — Она провела пальцами по гравировке на задней стенке часов, где был выгравирован старинный латинский девиз: «Любовь и верность». Элиза предполагала, что это был подарок, и, работая над часами, все пыталась представить себе, кто их сделал и кому подарил. Девиз был таким благородным и казался… ну да, казался таким подходящим для того, чтобы подарить эти часы именно Себастьяну. — Мне хочется, чтобы они были у тебя. Как символ нашей дружбы. — Она взяла его руку, положила на ладонь часы и сжала его пальцы. — Пусть это будет тебе на память обо мне.
Себастьян медленно оторвал взгляд от подарка, и его прекрасные зеленые глаза затуманились.
— Я сохраню их, — тихо произнес он и положил часы в карман. Потом сжал ее руки. — Теперь я должен покинуть тебя.
— Так скоро?
— Меня ждут в Кенсингтоне. Я уже опаздываю.