Замуж за принца

Петра умела читать, но она училась по книжке, в которой все буквы были правильными и аккуратными. Что касается стихотворения Дориана, то он с таким же успехом мог написать его на иностранном языке.

—  У него очень необычный почерк, — поспешила успокоить ее я. — Сказать тебе, что, как мне кажется, тут написано?

Водя пальцем по строчкам, чтобы Петра смогла проследить за тем, что я читаю, я озвучила каждое слово. Я старалась читать совершенно бесстрастно, стараясь не вкладывать в текст своих чувств и нигде не делая ударений. Я понимала, что Петра слышит не мой голос, а голос Дориана. Закончив, я ощутила необъяснимый укол ревности, завидуя тому, что Петра, а не я, стала источником вдохновения автора этих стихов. Маркус очень добр, но он не из тех, кто признается в любви цветистым рифмованным слогом, и я сомневалась, что когда-нибудь получу от него любовную записку или стихотворение.

Петра забрала из моих рук листок бумаги и сложила его аккуратным квадратиком.

— Я знаю, что ты меня осуждаешь.

Меня неприятно удивил ее вызывающий тон, и я поспешила заверить Петру, что никогда не подвергала сомнению правильность ее решений. Это было ложью, но, похоже, ей очень хотелось мне верить.

—  Элиза, мне было очень трудно скрывать ото всех истинный характер наших отношений. Он ценит мое мнение и разговаривает со мной, как с женщиной своего собственного сословия, то есть с большим уважением. Он обращает внимание на все, что я говорю, как будто любое, даже самое незначительное мое высказывание, является драгоценным. — Она перешла на шепот. — Он говорит, что обожает меня.

Это потрясло меня до глубины души. Одно дело позволить себе легкий флирт и совсем другое — возбудить страсть высокопоставленного джентльмена. В этом крылась настоящая опасность. Если Петра и в самом деле вскружила голову Дориану, отвергнув его ухаживания, она могла потерять работу в замке. Если бы она уступила его домогательствам, это означало бы конец ее с таким трудом заработанной репутации чистой и добродетельной девушки, а только такая репутация гарантировала ей успешное замужество.

— Что ты будешь делать? — спросила я.

Петра медленно покачала головой.

—  Я не знаю. Я завидую тебе, Элиза. Ничто не мешает тебе выйти замуж за Маркуса. Что касается нас с Дорианом, то счастливого исхода для нас я не вижу.

Я тоже его не видела.

— Что бы ни случилось, ты должна хранить верность самой себе, — с напором произнесла я.

Когда она кивнула, я решила, что она понимает, как важно для нее сохранить добродетель.

И только через несколько дней я узнала, что она истолковала мои слова совершенно превратно.

Я направлялась в Северную башню, где меня ожидала Флора. Приближалась весна, и она начала готовить семена к весенним посевам. Это была утомительная и монотонная работа, которой, по моему мнению, надлежало заниматься садовникам, а не целителям. Несмотря на все мое первоначальное смятение, пока что Флора научила меня готовить только те снадобья, которые были известны любой толковой сельской повитухе. Я привыкла к тому, что в это крыло не заходит никто, кроме меня, и с удивлением услышала голоса, доносившиеся с верхней площадки лестницы, проходившей строго через центр башни. Неужели Флора поднялась на третий этаж? С кем она может там разговаривать? — спрашивала себя я.

Я бесшумно поднималась по лестнице. Ощущение грозящей мне опасности не позволило мне подать голос и тем самым обнаружить свое присутствие. К тому времени, как я оказалась наверху, голоса стихли. Передо мной виднелась просторная арка входа в обшитый деревянными панелями зал. До меня донесся какой-то шорох. Любопытство взяло верх над осторожностью, и я на цыпочках двинулась вперед. Прижав ладонь к дверному косяку, я заглянула в комнату.

Хотя лицо Петры было прижато к плечу Дориана, я мгновенно узнала ее серебристо-белокурые волосы, выбившиеся из-под белого чепца. Ее спина была прижата к колонне в центре зала, а руки крепко обвили талию мужчины. Одной рукой Дориан обнимал ее затылок, а второй скользил вверх по ее ноге, успев поднять юбку до середины бедра. Чулок уже сполз и сморщился вокруг лодыжки Петры, которая тихонько постанывала, но оставалась неподвижна, как статуи, украшавшие коридоры Северной башни.

Несмотря на весь охвативший меня ужас, я обнаружила, что не в силах отвести глаза от этой сцены. Это не было похоже на неуклюжую и шумную возню, которой любили предаваться пажи и служанки, уединяясь в конюшне или в одной из кладовых. Пальцы Дориана ласкали внутреннюю часть бедра Петры, дразня ее своей близостью к ее самым интимным уголкам. Она прижималась к нему всем телом, позволяя ему двигаться дальше, но его рука никуда не спешила. Он наклонил и слегка повернул голову, чтобы прикусить мочку ее уха. Неожиданно его лицо оказалось обращено в сторону двери.