За ее спиной послышались разочарованные вздохи — придворные дамы надеялись на более суровые условия проживания иноземки из уделата.
Роман продолжил:
— И последнее, озвучьте все свои просьбы. Если они мне по силам, я с радостью их исполню. Если нет, назначу тех, кто вам поможет. Но я надеюсь, — он улыбнулся, (нет, совсем не так как Святослав), — вы попросите у Дома что-то в пределах разумного.
— Да, Ваша Светлость, — София произнесла на одном дыхание: — Я хочу только одного. Позвольте переписываться с младшим братом. Хоть иногда отсылать ему письма, что жива и здорова. Он единственный из семьи, кто…
Она не договорила, сначала смутившись, а потом похолодела от того, что могла прогневить Правителя дерзкой просьбой. Он-то, наверняка, ждал прошений о новых платьях, украшениях и прочих благах, нужных восемнадцатилетней девице благородных кровей. А тут…
Роман изменился в лице — просьба ему действительно не понравилась.
— Мы уже сообщили князю Будишу о вашем прибытии, заверив, что здесь вашей жизни ничто не угрожает. Этого не достаточно?
— Я благодарна, но…
— Нет!
— Роман, — Гордана вмешалась, — что случиться, если княжна отошлет брату весточку?
И нежно коснулась его руки.
— Брат, — подала голос Верея, — представь, если бы меня увезли далеко-далеко, а ты бы даже не знал, что со мной. Весть от кого-то — это одно, а весть от родного человека — совсем другое.
Великая княгиня кивнула и снова перевела взгляд на хмурого мужа.
— Никак заговор против меня? — Правитель рассмеялся. — Ладно, будь по-вашему. Дозволяю, — это он сказал уже Софии.
… Правитель долго расспрашивал Софию об Арге: интересовался настроениями народа, справлялся о правлении братьев. Каждый раз она пожимала плечами и отвечала, что жила в монастыре, а потому об укладе родного Дома ей почти ничего не известно.
Гордана и Верея, узнав, что девчонка с десяти лет жила в затворничестве, охали и ахали, то и дело, отсылая в адрес Будиша проклятья.
— Сколько-сколько вы провели в монастыре?
— Почти восемь лет, — сохранить тайну о себе не удалось.
Придворные дамы зло шептались, и девушка знала — уже завтра весь Стифополь будет судачить о незавидной судьбе послушницы-заложницы, что поселили во дворе на неопределенных правах.
— Вам уже восемнадцать? — У Вереи горели глаза, а на щеках пылал румянец.
Видимо, такой и должна быть настоящая княжна, выросшая в роскоши и избалованная любовью и вниманием.
— Мне тоже. Исполнилось полгода назад.
София улыбнулась:
— Чудесная новость.
— Взрослая совсем. Пора подыскивать женихов, — хмыкнул Великий князь.
— Мне? — Верея взвизгнула с наигранным ужасом. — Никогда!
— Почему? Твоя сестра Линда много лет, как замужем за князем Кристияном из Дома Бурого Медведя. Третьего сына недавно родила.
— И пусть, — буркнула Верея. — Отец все решил за нее и согласия не спросил. А я так не хочу. Я сама выберу мужа!
— Тебя никто не спросит, дорогая, — подмигнула ей Гордана. — Меня не спрашивали.
— Не дождетесь! Сказала, сама. Так оно и будет!
Сестра Великого князя имела вздорный, строптивый характер. София могла только мечтать — так же кричать и настаивать на своем перед братьями, которые сдали ее в руки Волков, как вещь. Жизнь в монастыре наложила на младшую дочь Анны не только печать покорности и смирения, но и молчаливости и подчинения.
Одного девушка не поняла, почему Верея говорила «выберу мужа»?
А как же господин Святослав? Разве они не
Пусть хоть знает, что все не так плохо, как они ожидали.
Отсылая белоснежную голубку, София глотала слезы радости.
Чтобы отвлечь девушку, Верея, сопровождавшая ее к конторе в свите придворных дам, предложила прогуляться по Стифополю на лодке. Каналы в этот время дня блестели, как расплавленная сталь, отражая низкое хмурое небо.
Несмотря на поздний час, они были пустынны и тихи.
Все из-за тумана, сковавшего столицу, густой паутиной. Серебристые струйки лизали крыши и углы пряничных домиков, разгуливали по мостам и виадукам, кучковались по садам и скверам. Туман над землей, туман в небесах. Идти сквозь туман и дышать им была для аргчанки в новинку. Может, благодаря этому молчаливому величию, Стифополь показался ей огромной неприступной скалой, застывшей над туманным океаном.
Стоял конец лета, но с гор дули холодные ветра. Сестра Романа куталась в пуховую шаль и сокрушалась, что погода на Севере изменчива и непостоянна.