Замужество Татьяны Беловой

— Ты что, в цирке? — отрывисто спросила меня Лидия Николаевна. — Глаза пялишь, как на чудо! — И кивнула на доску: — Работай!

Женя улыбнулась мне и своей ловкой, красивой походкой, чуть поводя плечами, пошла к своему столу.

Этот первый день в лаборатории прошел для меня совсем незаметно. Но я успела ощутить особую атмосферу настойчивого труда, значительного и сложного, хотя никто и словом не обмолвился об этом. Я и в школе знала слово «творчество», но только тут начала догадываться, что оно означает. Точно прикоснулась к какому-то иному миру. Сильно завидовала людям, работавшим здесь, и казалась себе маленькой, глупой, ничего не знающей и не умеющей. И старалась копировать как можно лучше. Я и в чертежке пыталась сама разбираться в сложностях чертежа, но если не получалось, я шла к Лидии Николаевне, а теперь мне почему-то было стыдно делать это.

Еще утром, до обеда, в лабораторию к Локотову пришли двое мужчин, пожилых, солидных. Я потом узнала, что они называются, как и в ателье, заказчиками.

Разговаривая с ними, Локотов держался скромно, но уверенно. Его, казалось, совсем не смущало, что пришедшие почти в два раза старше, чем он. А они сидели перед его столом, внимательно слушали, что-то нерешительно возражали, тут же соглашались с ним и вообще выглядели как младшие. И мне почему-то нравилось, что они так относились к Локотову. И хотя он, наверно, был старше меня на каких-нибудь пять лет, я бы никак не смогла назвать его иначе, как по имени-отчеству, и совсем уже невозможным казалось очутиться вместе с ним в обычной обстановке: на улице, дома, в кино или тем более на танцах.

Оставаясь один, Локотов или писал, или вычислял что-то. И сидел за столом все так же подтянуто-прямо, и выражение лица его было сосредоточенно-вдумчивым. Еще я заметила, что он редко улыбается. Неужели знает, что становится некрасивым? Неужели для него, умного и волевого, настоящего ученого, такой пустяк имеет значение?

К Коробову он относился тоже сдержанно, уважительно. Только иногда при разговоре с ним в темных глазах его мелькало не то чуть насмешливое, не то слегка пренебрежительное выражение. Может быть, он замечал усилия Коробова стать похожим на него, подражать ему? Мне казалось, что хотя Локотов и подсмеивается внутренне, но доволен стремлением этого сотрудника быть во всем аккуратным и собранным, как он сам.

Наверное, Локотов не одобрял суетливости Суглинова, его невнимания к своему костюму, обсыпанному пеплом, рубашке с несвежим воротничком. Но к словам его прислушивался очень внимательно, видно, уважал его как работника.

С Боярской и Туликовым он разговаривал весело, шутливо, как равный. Но в разговоре с ним сами они были менее шумливы, чем обычно: чувствовали, что он начальник.

На Выгодского Анатолий Кузьмич старался просто не смотреть, до такой степени, видно, ему были противны его развязное нахальство, циничная самоуверенность и пустота.

На меня Локотов не взглянул ни разу. А я поглядывала на него незаметно, украдкой: боялась, что Лидия Николаевна заметит…

6

Легла вечером спать, но долго не могла заснуть. И уже понимала, что Локотов нравится мне. И сильно. Но чувство это было новым, не таким, как к Лешке, например, или другим ребятам. Тогда я не могла бы объяснить, почему они мне нравились. Просто приятно было кружить им головы. И сами они были, в общем, такими же, как я. А здесь другое. И мне было совершенно неважно, что Локотов ниже меня ростом, а когда улыбается, то делается некрасивым. Я видела в нем человека, почти равного мне по возрасту, — ведь мужчина всегда должен быть немного старше, — но ушедшего куда-то далеко вперед меня. Во всем. И по своему положению, знаниям, воспитанию. В нем было непреодолимое для меня обаяние человека другого, высшего, как я тогда понимала, круга. Мне льстило, что я работаю в одной комнате с ним, рядом, что мы обедаем за одним столом. И обидно было, что никогда я не смогу оказаться в его кругу, быть такой же, как он. Ночью мне приснилось, что мы с ним идем по улице, он держит меня под руку, а я от страха не могу слова выговорить…

Как и раньше, Анатолий Кузьмич почти не смотрел на меня в лаборатории, не разговаривал со мной. Да и вообще: о чем ему говорить со мной — так я глупа. Но ведь красива же, красива!

Локотов не женат, ему двадцать восемь лет, ленинградец, здесь же окончил институт и был направлен на работу в этот научно-исследовательский сектор, через шесть лет стал начальником лаборатории, вот-вот должен закончить кандидатскую диссертацию. Живет с отцом и матерью, у них отдельная трехкомнатная квартира, отец — преподаватель какого-то института, доцент. Анатолий Кузьмич часто разговаривал с отцом по телефону, и лицо его в это время делалось послушно-внимательным, как у маленького. Наверное, он сильно любил и уважал своего отца.

Потом я заметила, что относятся к Локотову в лаборатории по-разному.