Читаем Замужество Татьяны Беловой полностью

За дверью послышались быстрые, сильные шаги, и звучный женский голос крикнул кому-то в коридоре:

— Это, наверно, почтальон! — Крикнул так, будто успокаивал и обещал не задерживаться.

Дверь распахнулась, на пороге стояла высокая дородная женщина в черном платье, с ее лица — оно показалось мне знакомым — медленно сбегало оживление, оно становилось строгим, даже начальственным. Женщина спросила вежливо и суховато:

— Вы к кому?

— К вашему сыну, — негромко ответил ей Яков Борисыч. — Он у нас лаборантом работает…

Тут только я поняла, что женщина похожа на Колика Выгодского. И чего это нас нелегкая занесла к ним? Случилось с Коликом что-нибудь?.. А мать у него важная. Может, какой-нибудь руководящий работник? Никогда бы не подумала, что у такой может быть сынок вроде Колика!

— Нет, нет, ничего не случилось, — сказал ей Яков Борисыч. — Просто к Николаю по пути с работы зашли. Он дома?

Женщина — знаем мы этих дамочек! — быстрым, оценивающим взглядом скользнула по Олегу, отступила в прихожую, уже приветливо говоря:

— Проходите, пожалуйста…

Из комнаты беспокойно выглянул какой-то мужчина в одних трусах, волосатый, черный, усатый, придирчиво оглядел нас, скрылся, не поздоровавшись. Женщина, стараясь сгладить неловкость, протянула нам по очереди большую и крепкую руку:

— Антонина Николаевна. Проходите, Николай дома. — И придвинулась к Якову Борисычу заговорила уже доверительно и озабоченно: — Трудный у меня сын! Переходный возраст, я одна… А ведь за мальчишкой нужен глаз и глаз, сами понимаете! Хорошо, что зашли: я уж думала — никто из его рабочего коллектива не помогает мне воспитывать сына.

«Понимаю, понимаю!» — согласно кивал ей в ответ Яков Борисыч, точно не видел усатого мужика, не заметил растерянности женщины, которую она тщетно пыталась скрыть. Хочешь не хочешь, а пустить нас придется: с коллективом не до шуток.

— Я, понимаете, главврач поликлиники, — уже откровенно подчеркивая свое служебное положение, говорила она, идя впереди нас по коридору, — времени свободного ни минуты!.. Николай, это к тебе. — Она раскрыла дверь в другую комнату; так, квартира отдельная, явно двухкомнатная; эх, нам бы с Олегом такую!

Колик лежал на диване в ботинках, удивленно и испуганно вытаращился на нас, медленно спустил на пол ноги:

— Что случилось, Яков Борисыч?..

— В гости к тебе пришли! — слегка злорадствуя, ответила ему мать и поспешно обернулась к Якову Борисычу: — Вы уж меня простите, я спешу, сегодня собрание. Я сама к вам зайду. Обязательно зайду, хорошо?

Мы вежливо попрощались с ней. Только закрылась за ней дверь, Колик насмешливо и презрительно выговорил:

— Соб-ра-ние!..

— Ну, ну… — сказал ему Яков Борисыч и негромко засмеялся. — Брось ершиться-то!.. — И похлопал его по плечу, сел рядом на диван.

Комната хорошая, обставлена дорогой мебелью, но в углах грязь, пол не натерт, на вещах пыль. Яков Борисыч провел пальцем по дверце шкафа, показал палец Колику. Тот махнул рукой: «Наплевать!..» Сказал нам с Олегом:

— Да вы садитесь, я сейчас что-нибудь соображу! — Вскочил, сунул руку за книги на полке, вытащил початую бутылку коньяку, поставил ее на стол, отодвинул локтем книги, вытащил откуда-то рюмки, начал резать лимон…

— Отработано у тебя это мероприятие, — сказал насмешливо Олег.

— Будь спок!

— Рюмки сходи помой, — сказал мне Яков Борисыч.

Я удивилась, но взяла их и пошла из комнаты. В квартире было тихо: уже ушли эти двое, что ли?.. Тоже, видно, отработано у них это мероприятие! Интересно, когда же мужик-то успел одеться?.. В кухне тоже стояла новая мебель, но было так же беспорядочно и заброшенно, как и в комнате Колика.

Когда я, вернулась с чистыми рюмками, Яков Борисыч сидел в углу дивана, покойно откинувшись, и неторопливо, как о чем-то совсем незначительном, рассказывал, как ходил в разведку в тыл немцев. Олег и Колик смотрели ему в рот. Я села рядом с Олегом, прижалась к нему. Яков Борисыч говорил очень просто, но меня постепенно охватывало ощущение предельной трудности того времени. Когда сразу было видно, что ты за человек. И когда просто нельзя было быть плохим. И Олег тоже понимал это — он все крепче сжимал мою руку. И я вдруг подумала, что и Олег, случись с ним такое, был бы как Яков Борисыч. А вот Анатолий еще неизвестно. И снова удивилась: Яков Борисыч говорил, кажется, о чем-то совершенно постороннем, далеком от нас, но при этом с тебя так и слезала вся ненужная шелуха. И Колик, кажется, тоже чувствовал это… И только потом я поняла, что эта встреча с Яковом Борисычем и Олегом для Выгодского не прошла бесследно.

21

Все события того времени я помню удивительно ярко, отчетливо. И какими бы они ни были для меня — приятными или неприятными, — все они окрашены ощущением счастья, даже сами составляют его…

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука